Актёр должен быть технически оснащён, профессионально высоко грамотен, культурен. Он должен в совершенстве владеть азбукой своего ремесла. И азбука эта общая для всех амплуа. Все амплуа объединяет общая техника актёрской игры.
Для выработки этой техники требуются упражнения. Мейерхольд разработал и предложил систему упражнений, названных условно «биомеханикой». Биомеханику можно сравнить с упражнениями Ганона и этюдами Черни, тренирующими ученика-пианиста. Осваивая технические трудности упражнений и этюдов, он не получает рецептуру проникновения в лирическую напряжённость, например, шопеновского Ноктюрна, но, овладев техникой, – становится мастером. Техника вооружает фантазию. Биомеханика – Ганон для драматического актёра. Актёр драматического театра получил серию упражнений, созданных на основе анализа сцен импровизаций итальянских актёров, на основе практики выдающихся актёров мира. <...>
Школа Мейерхольда начиналась с того, что ученик сначала был слушателем, а затем и обязательным участником лекций, бесед, диспутов, которые вели необычайно интересные, приглашаемые Мейерхольдом литераторы, художники, музыканты. <...> Кто только не появлялся на Новинском бульваре! Это не могло не заражать, не обогащать, не могло не активизировать любознательность. <...>
После серии бесед вводного порядка, освещающих работу актёра, <...> Мейерхольд приступил к практической работе по биомеханике.
Часто на тренировочных занятиях по ритмической гимнастике, танцу или акробатике в зале появлялся Мейерхольд. Он входил в дверь в наброшенной на плечи зелёной солдатской шинели. <...> В зале всегда была невысокая температура. Нам, молодёжи, да ещё усиленно двигавшейся, это не мешало. Мейерхольд садился к изразцовой печке, потягивал махорочную самокрутку (ему единственному разрешалось курить) и смотрел на нас, как бы изучая каждого. Таким он и запомнился мне, одиноко сидящим у кафельной печки… Он наблюдал за своим выводком. Был он похож на серого доброго волка. Серые глаза, серые волосы, серый френч. Глаза пристально изучающие, добрые и холодные. Но вот он скидывает шинель. Прерывает наши занятия – пора практически переходить к биомеханике. Ставит посреди комнаты стол. Выбирает ученика покрепче… Подводит к столу. Опирает руки ученика за его спиной на край стола. Испытывает его способность к рессорности и отходит, попросив ученика быть внимательным. Вот у него зарождается намерение. Он, как говорят в боксе, группируется и крадущейся походкой направляется к фигуре, опёршейся руками на стол. Прыжок – и Мейерхольд оказывается на плечах у ученика <...>. Затем он заводит правую руку за свою спину, достаёт воображаемый нож. Делает движение, наносящее рану по горлу, сползает на пол и отбегает в сторону.
Это упражнение произвело на нас впечатление фокуса. По возрасту Мейерхольд годился нам в отцы. Его ловкость и юношеская собранность поразили нас <…>. Через месяц это упражнение делали все ученики.
Мейерхольд показал нам одно из сложных упражнений, а занятия систематические начал с более простых: с бега, с выработки у учеников «электрической» реакции, как он называл мгновенный ответ на приказания извне.
Походки и пробежки тренируют в ученике плавность, они дают возможность в ходе и в беге не расплескать воду, если сосуд с нею поставить на голову или взять в руки. Добившись свободы в этих движениях, ученик допускался к этюду <...>.
Долго и кропотливо занимались мы выразительностью глаз и рук <...>. Не надуманную «голую» технику, а железную правду природы человека приносили актёру занятия биомеханикой.
В. Э. Мейерхольд обладал абсолютным слухом, незаурядной музыкальной памятью, играл на скрипке, великолепно дирижировал, свободно читал партитуру, музыкально ощущал он слово (и поэтическое и прозаическое) и движение. Он хорошо знал, какие огромные возможности дадут ученику занятия по движению, тесно связанные с музыкой. Начав с элементарного движения по законам метра, мы переходили к более сложной задаче: на канве метра осваивали свободное ритмическое движение <...>.
Не мог обойти Мейерхольд и такую важную для актёра дисциплину, как изобразительное искусство. Сам владея рисунком, досконально (лучше некоторых профессионалов) изучив живопись, он знал, как она развивает глаз, знал, что даёт актёру иконографический материал, и потому внедрял и развивал в нас восприимчивость к нему, к характеру движения и своеобразию персонажей многих замечательных художников. <…>
Он научил нас видеть и понимать непревзойдённую выразительность движения животных, их поведения, повадок, силу и точность их реакций.
В итоге тщательного изучения, в итоге продолжительного тренажа, пока только по азам биомеханического метода, возникли законы пластической выразительности актёра.