Рубеж XIX–XX вв. в России характеризуется напряженным эстетическим и этическим творчеством. Освобождаясь от «заветов отцов», русские писатели и философы, религиозные и общественные деятели настойчиво ищут возможности обновления, реформирования привычных догм, привлекая для этих целей достижения западноевропейской мысли, обращаясь и к исконно русским традиционным верованиям и идеям. Самым заметным явлением на исходе XIX века был русский декаданс, постепенно преобразившийся в новые формы и разделившийся на два потока – религиозно-общественное движение и эстетическое (по преимуществу). Предпосылки этого раскола, произошедшего в конце первого десятилетия XX века, были и в годы мирного сосуществования сторонников чистого искусства и тех, кто намеревался активно участвовать в процессе обновления жизни. И те и другие, создавая свои собственные концепции, использовали идеи Ницше.
Философ «конца века», Ницше наметил два возможных исхода из создавшейся критической ситуации: преодоление кризиса и рождение нового человека или смерть: «Смерть или воскресение: вот пароль Ницше» (Андрей Белый). Обе эти возможности были реализованы в теориях русских декадентов. В философии Ницше, как считали русские его последователи, была заложена также возможность трансформации идей из сферы индивидуальной в универсальную: момент экстатической, дионисийской духовной раздробленности личности может завершиться полным ее слиянием с универсумом. О возможности двоякого толкования учения Ницше писал А. Белый (Белый А. Фридрих Ницше // Весы. 1908. № 7–9). По его мнению, представитель «грядущей расы», Ницше вынужден был приспосабливать свою теорию для современного человека. Будь он среди себе подобных, замечал Белый, тогда, вероятно, свое учение о сверхчеловеке он заменил бы учением о «норме развития индивидуальностей», то есть был бы не индивидуалистом, а универсалистом. Для самого Белого предпочтительнее была именно индивидуалистическая ипостась философа – «индивидуального в нашей эпохе, универсального в будущем». Противника Андрея Белого в споре о сущности и задачах символического искусства – Вяч. Иванова – привлекала, напротив, возможность трансформации индивидуального в универсальное, что он и делал, используя идеи Ницше в своей эстетической концепции, претворяя его богоборчество в теургию.
В первые годы XX столетия, пережив период увлечения индивидуалистическими учениями, русская культура, как ни парадоксально, с помощью философии Ницше, возвращается к идеалам соборности, всеобщего единения – к христианской доктрине. Широко распространяется в это время в русском обществе мысль о том, что индивидуалистическое мировоззрение переживает кризис, на смену ему приходит более соответствующий русскому духу универсализм. Символизм – ведущее направление в русской культуре рубежа веков – отказывается от идеи свободы личности, не скованной моральными догмами, пренебрегающей своим долгом перед обществом. Но почти одновременно происходит движение в обратном направлении: появляются новые школы в искусстве, новые политические партии, представители которых предпринимают попытки возродить индивидуализм, не исчерпавший, по их мнению, всех своих возможностей.
Общеизвестно, что учение Фр. Ницше оказало существенное влияние на формирование религиозной философии и модернистской эстетики в России на рубеже XIX–XX вв. Параллельным, хотя и менее заметным, было воздействие на русскую культуру идей забытого немецкого философа Макса Штирнера. Знаменательно, что широчайшая популярность идей Ницше в России не помешала пробуждению интереса к философии «чистого эгоизма», созданной Штирнером в 1840-е гг. В 1910-е в России набирает силу процесс освобождения человека от диктата абстрактных, вечных истин и реабилитации обычных человеческих чувств и желаний. В защиту живого человеческого «Я» выступил в свое время Штирнер, предложивший пренебречь высокими идеалами, требующими от человека постоянного самопожертвования. В то время как Ницше, охваченный любовью к «дальнему», отказывает «ближнему» в праве на существование, Штирнер, не дожидаясь апокалипсиса, призывает современников сбросить иго нравственного долга, забыть категорический императив, отказаться от культа разума и вступить в эпоху чистого эгоизма, начало которой он связывал с выходом в свет своей книги – «Единственный и его собственность» («Der Einzige und Sein Eigenthum», 1844).
Одним из первых напомнил о Штирнере В. Ф. Саводник. В 1902 г. в Москве вышла его книга «Ницшеанец 40-х годов. Макс Штирнер и его философия эгоизма», в которой дан детальный анализ взглядов философа, определены исторические предпосылки появления такого рода концепции в Германии в 1840-е гг., а также причины распространения идей Штирнера в России на рубеже XIX–XX вв. Саводник сопоставляет Штирнера и Ницше, обнаруживая точки соприкосновения их учений и существующие между ними расхождения. Благожелательный отзыв на книгу был помещен в разделе «Литературная хроника» журнала «Новый Путь» (1903. № 5). Рецензент (Е. Л.) добросовестно пересказал основные положения концепции Штирнера, отмеченные Саводником.
Со временем, в связи с подъемом анархических настроений в русском обществе, имя Штирнера снова начинает появляться в статьях, посвященных характеристике общественной ситуации, современных общественных и религиозно-общественных движений. Так, в 1907 году в «Русской мысли» (№ 1) напечатана статья Н. А. Бердяева «Анархизм», в которой автор рассматривает различные формы анархического учения. Публикация статьи сопровождается заявлением от редакции журнала, где указано, что «редакция отнюдь не отождествляет себя с воззрениями автора». Бердяев отметил факт появления и обострения анархических настроений в русском обществе, объяснив все усиливающуюся популярность этих идей тем, что только анархизм с полной ясностью определил «заветную мечту человеческого сердца» – союз людей не насильственный, но свободный. Каждый, утверждает Бердяев, кто свободу любит больше насилия, должен признать себя, хотя бы в мечте, анархистом. К тому же анархизм, по его мнению, «расчищает почву для торжества идеи боговластия, поставленного на место всякого человековластия» (С. 26).
Анархические учения разнообразны и противоположны, что вполне объяснимо: постоянно колеблется само понятие «анархизм». Потому так различны «анархисты действия» (бомбисты) и Лев Толстой; представитель революционного и коммунистического анархизма М. Бакунин и анархист-буржуа Спенсер; М. Штирнер и Прудон; рабочий-анархист и анархист-декадент. Хотя при всех различиях есть и объединяющая все эти учения черта: отрицательное отношение к государству; радикальное отвержение суверенности государства; признание суверенности личности, пусть и во имя разных целей. У Толстого, к примеру, такой конечной целью является христианская мораль; у Штирнера – «эготизм». Но, несмотря на широкое распространение анархических настроений, анархизм по-прежнему остается как теория и как философское учение крайне слабым и жалким, утверждает Бердяев. Создать законченную, лишенную разрушающих ее противоречий философскую систему мешает, в частности, то, что большинство анархистов позитивисты или материалисты, т. е. представители тех учений, которые не могут быть основой анархизма. «Разъедающим противоречием» современного анархизма Бердяев считает желание его представителей уничтожить всяческую власть с помощью власти же, истребить насилие – насилием. Бесплодными оказываются и все попытки анархистов «организовать общество изнутри»: анархизм «ничего внутреннего не имеет». Бердяев подробно анализирует христианский анархизм Толстого, воинствующий позитивизм Бакунина, для которого Бог и Власть – понятия тождественные. Менее радикален, считает он, западноевропейский анархизм, но и он дал М. Штирнера, «мыслившего об анархии предельной и окончательной».
Штирнера он рассматривает как самого сильного и глубокого философа анархизма на Западе, он единственный представляет интерес для России. Квалифицируя анархизм Штирнера как философский по преимуществу (его мало интересуют социальные мотивы), Бердяев этим объясняет тот факт, что Штирнер не популярен у практических анархистов. Концепцию Штирнера он рассматривает как один из пределов позитивизма (другим пределом является, замечает Бердяев, «марксистский муравейник»). Отрицательно оценив «демонический индивидуализм» философа, который неминуемо приведет индивидуальность к разрушению, уничтожит самую идею личности, Бердяев утверждает, что в дальнейшем своем развитии анархизм М. Штирнера, как и всякий предельный анархизм, не сможет остаться в «позитивной плоскости» и должен перейти в анархизм мистический. Но идеи мистического анархизма более популярны в среде художников, декадентов и символистов, нежели у социальных мыслителей. Иррациональная, слепая мистика, в которую со временем перейдет психологическая утонченность декаданса, может далее развиваться в двух направлениях: в сторону нового религиозного сознания – или прийти к «демонизму небытия». Двойственность анархизма ярче всего проявляется в учении мистико-анархическом, открывающем путь и к окончательному добру, и к окончательному злу. «Но окончательное освобождение должно совершиться <...>», – убежден Бердяев.
Отзвуки идей Штирнера есть в концепции мистического анархизма, основные положения которой были сформулированы Вяч. Ивановым, а в дальнейшем разрабатывались Г. Чулковым и А. Мейером в статьях, опубликованных, прежде всего, в сборниках «Факелы». Следует отметить, что в своих конечных целях мистические анархисты расходятся со Штирнером, так как предвкушают появление «свободного анархического союза в любви» и эрос рассматривают как единственную возможность преодоления антиномии необходимости и свободы в эмпирическом мире. Штирнер, напротив, основой возможного союза индивидуумов считает борьбу эгоистических интересов, которая и приведет в конечном итоге к относительному равновесию и сделает возможным мирное сосуществование эгоистических единиц. Однако союз этот не будет постоянным: он существует до тех пор, пока совпадают интересы и цели, пока личность может использовать этот свободный союз для достижения своих эгоистических целей. Любой другой общественный «союз» порабощает личность, лишая ее возможности стать владыкой мира, реализовать свое единичное «Я».
С философией Штирнера в России происходит то же, что и с философией Ницше. Отталкиваясь от его идей, русские мистические анархисты по-своему перерабатывают взгляды автора «Единственного». О таком произвольном толковании Штирнера свидетельствует статья И. Давыдова («Индивидуалистический анархизм М. Штирнера. Социально-философский этюд»), опубликованная во втором сборнике «Факелы» (СПб., 1907). Предваряя свой анализ взглядов философа, которые он характеризует как «эмпирический реализм», автор статьи во вступлении пишет: «Мы берем основные положения Штирнера, вскрываем их внутреннее содержание, указываем в них, буде имеются, внутренние противоречия, обнажаем то, что логически-необходимо предполагается этими положениями, и делаем дальнейшие, логически-необходимо вытекающие из них, выводы» (С. 31). Одним из таких «логически-необходимо вытекающих» выводов становится следующее утверждение: эмпирический реализм Штирнера ведет «в сокровенные глубины метафизических устремлений». По мнению Давыдова, Штирнер вплотную подошел к той точке, в которой «Ничто» (на чем основывается его теория) претворяется в «Неведомое Всё». Штирнеровское «Ничто» имеет творческий характер, и из этого «Ничто» возможны два исхода: Богочеловечество и Человекобожество. Несмотря на резкую критику Л. Фейербаха (против которого, а также против идей Бруно Бауэра, в первую очередь, была направлена его книга), Штирнер, как утверждает Давыдов, на самом деле приходит к той же идее «общечеловека», но «с другого конца». В этом и состоит глубокое противоречие Штирнера. Безуспешны его попытки отказаться от идеала, который придает смысл и высшее значение человеческой деятельности. «Без идеала не может быть и Единственного <...>», – замечает по этому поводу Давыдов и обнаруживает в философии Штирнера промелькнувшую тень Платона и въявь представшего кенигсбергского философа. Единственнный, утверждает он, – это и есть идеал и последняя цель, к которой зовет человека Штирнер.
В некоторых аспектах своего учения сближались с философией чистого эгоизма русские эмпириокритики (в статьях А. Богданова и В. Базарова, например, опубликованных в «Очерках по философии марксизма»), которые призывают отказаться от идолов и фетишей, порожденных идеализмом, не исключать гедонически направленную волю.
Штирнер Макс
...Единственный и его достояние / Пер. под ред. И. А. СПб.: тип. «Сириус», 1910. [2], 276 с.
...Единственный и его собственность / С биогр., написанной д-ром М. Кроненбергом; Пер. с нем. В. Ульриха. Лейпциг; СПб.: «Мысль»; А. Миллер, 1906. Х, 244 с. С портр., факсим. (Напечат. в СПб.)
...Единственный и его собственность / Пер. с нем. В. Ульриха; с биогр., написанной д-ром М. Кроненбергом, портр. и факсим. автора. Б. м.: «Рабочее кн-во», 1922. Х, 296 с., с портр.
...Единственный и его собственность / Пер. с нем. Г. Федера; с прилож. ст. «Жизнь Штирнера» А. Горнфельда. СПб.: В. И. Яковенко, 1907. XXII, [2], 268 с.
...Единственный и его собственность / Пер. с нем. Г. Федера; с прил. ст. «Жизнь Штирнера» А. Горнфельда. М.: типо-лит. Н. Желудковой, 1918. 270, [1] с.
...Единственный и его собственность / Изд. коммент. Ч. 1–2. СПб.: «Светоч», 1907–1909.
Ч. 1. Дж. Г. Макай. Макс Штирнер. Его жизнь и творчество / Полн. пер. М. О. Розова.
2. М. Штирнер. Единственный и его собственность / Пер. Б. В. Гиммельфарба и М. А. Гехшиллера.
Ч. 1. Человек. 1907. IV, [4], 365, [2] с., 2 л. илл., портр.
(№ 43–50. Сер. «Избранные произведения политической литературы», № 4)
Ч. 2. 1. Единственный и его собственность.
Ч. 2. Я. – 2. Обзор литературы о Штирнере / Сост. Б. В. Гиммельфарб и М. А. Гохшиллер. – 3. Б. В. Гиммельфарб и М. А. Гохшиллер. Основы учения Штирнера. 1909. [2], III, [5], 542 с. (№ 93–100).
О Штирнере
Курчинский Мих. Анат., проф. ...Апостол эгоизма. Макс Штирнер и его философия анархии. Пг.: «Огни», 1920. [8], 252, [4] с. [Критич. очерк. Рис. обл. и загл. стр. исполнен худ. Д. И. Митрохиным.]
Маккей Джон Генри. Макс Штирнер, его жизнь и учение. [Mackay J. H. Max Stirner. Sein Leben und sein Werk. Berlin, 1898.]
Маркс К. и Энгельс Фр. Раздел III. Святой Макс // Немецкая идеология / Пер. с нем. под ред., с примеч. и вст. ст. «Социальная философия Штирнера» Б. Гиммельфарба. СПб.: «Степи», 1913. 95, 169 с., 1 илл.; М.: Отд. печати Моск. совета р. и к.д., 1919. 255 с. (На обл.: М.: Гос. изд., 1920)
Шельвин Р. Макс Штирнер и Фридрих Ницше. Явления современного духа и сущность человека / Пер. с нем. Н. Н. Вокач и И. А. Ильина. М.: Н. Н. Клочкова, 1909. 197 с.
Россия и Запад: диалог культур. 4-я международная конференция. 12–14 января 1998 г. Вып. 5. М., 1998. С. 81–88.