Ивей. Эгофутурист о футуристах. С. 1–4.
Можно доходить в искании новый путей до пределов возможного и невозможного, но при одном, главнейшем условии – последовательности и непротиворечия самому себе.
Московские кубофутуристы грешат по этой части с самого явленья своего на свет.
Когда появился первый периодический официоз русского (эго)футуризма («Петербургский Глашатай» – февраль 1912 г.)1, московская группа тепленьких модернистов, группировавшихся около умиравшего содружества «Гилея», выкинула флаг с словами «футуризм»! (На созданном уже фундаменте легче возводить успех).
И, может быть, выбрасывая этот флаг, «Гилейцы» комкали и рушили свои намерения планы, – «жертва» была не из тяжелых, судя по последним выступлениям московской группы2.
К ранее высказанным тезисам, москвичи прибавили «новые» «параграфы» «устава» (кубо)футуризма:
– Уничтожить ритм, ибо он напоминает собою бесконечное капанье холодной воды на голову.
– Уничтожить (т. е. совершенно игнорировать) слово «Красота».
– Посвятить свое творчество всецело Современности.
– Создать новый язык взамен того, которым изъясняются торговки и дворники…
– Созидать заумный и вселенский (из одних гласных букв) языки, так как наши переживания не успевают укладываться в слова (застывшие понятия) и т. д.3
(«Декларация слова» от 19 апр. 1913 г.)
Кроме заумного, предумного и просто неумного языков «поэт современности» должен «мгновенно овладевать» всеми наречиями земного шара.
Увы, иллюстрации москвичей к этим тезисам не выдерживают ни малейшей критики:
Японские (?) и арабские (?) стихи их представляют собою лишь далекую схожесть с произношением звуков, а единственное слово, написаннное еврейским начертанием, если вглядеться внимательно, читается одинаково (слева направо и справа налево) – «шиш»!
Думаем, что комментарии не требуются!
«Новые» рифмы и «отрицание ритма» московские футуристы подтверждают такими «стихами»:
«…Угрюмый дождь скосил глаза.
А за решеткой,
Четкой,
Железной мысли проводов
Перина…»
Но честь первенства в этом «рифмоновшестве» принадлежит В. К. Тредьяковскому, Эдгару По («Eldorado»), Вяч. Иванову, а в вольностях с ритмами Андрею Белому. Хотя бы его:
«…Зовет за собою
старик аргонавт,
взывает
трубой
золотою:
“За солнцем, за солнцем, свободу любя,
умчимся в эфир голубой!..”»
(«Золотое руно» – Золото в лазури. М.: «Скорпион», 1904).
Или, позже, г. Потемкин не писал разве (даже на страницах доступного толпе «Сатирикона»):
«…В “Кафе де Пари”
Сидели три
Дамы
Из “Ямы”.
На одной была
Шляпа с кроликом,
На другой – боа роликом,
А третья была
Алкоголиком…»
Стихи г. П. Потемкина печатались три года тому назад, а гг. москвичи хотят удивить мир своим «новым» рифмо- и ритмо-творчеством именно теперь только.
Но не подобна ли вообще работа в этой области простой фальсификации? Ибо можно выкидывать какие угодно «антраша» с рифмой4, но ритм ритмом всегда и останется, в каком порядке и дроблении слова ни пишите. Каждое слово есть само по себе частичная или целая стопа. Например: «рука» – разве это не ямб (ˇ ˉ), или «книга» – разве это не хорей (ˉ ˇ).
Как ни разбивайте стихи – ритм в них всегда останется, ибо каждое слово (или сочетание звуков) плоть от плоти и кость от кости ритма…
«Уничтожив» ритм, московские кубофутуристы «кончают», столь же храбро, и со словом Красота, т. е. со всем Прекрасным… Но почему-то в их изданиях мы видим:
…Если хочешь быть несчастным
Ты вослед прекрасным
И фигуры замечай!
За глаза красотки девы
Жизнью жертвует всяк смело,
Как за рай…
И Ее тогда, несчастный,
Ты не смей уж звать прекрасной,
Не терзай…
Это из одной лишь брошюры, а если взять все?!. Творчеству московской братии, с ее громких слов, нужна только современность. – «Пусть Пушкин пел природу, канавки русской деревни 20 годов, – мы живем сегодня и наше творчество должно петь сегодняшний день, его властителя – город, но не так уву делали это Брюсов или Блок, повторявшие Пушкина, а сквозь призму собственного восприятия…»
Поют:
Девий бог.
Дочь кн. Солнце. Мамонько! Уж коровушки ревьмя ревут, водиченьки просят сердечныя. Уж ты дозволь мне, родная, уж ты позволь, родимая, сбегаю я за водицей к колодцу, напиться им принесу, сердечушкам-голубушкам моим etc.
«Созидание» «нового языка» – вещь «страшная» лишь на первый взгляд. Говор меняется с течением времени, пополняясь попутно новыми терминами, – против этого не возразит никто. Не найдутся возражения и против того, что поэты (как и художники слова вообще) неослабеваемо вводят в обиход целые фразы, слова,образы (Грибоедов, Толстой, например). Конечно, каждый также поймет, что Кантемир, восстав из гроба, нашел бы в нашем языке весьма малое сходство с современным ему наречием.
Ударяясь в словотворчество, москвичи ударились и в две чрезмерные крайности.
Сейчас они печатают: «…Звонная песнь звонатой свирели…
…В мыслеземных воздушных телах сущих возникали каменные взоры и взгляды, а высеченные из некоего изначального мирня мировые тела трубящих мирязей свивались в двухвзглядный взор и медленно опускались на дно морское…»
А через день с трибуны нам преподносится:
– Мы боремся с басурманскими языками!
Ведь если некогда делались попытки «обрусения» русского языка, т. е. замена «глаз» – «гляделками», «носового платка» – «носоутиралищем» и пр. и пр., – то разве «учимец петроградского всеучьбища» (вместо «студент С.-Петербургского университета») и пр. не делает московскую «фракцию». Будущего – «фракцией» Давнопрошедшего? И не потому лишь, что «дерзанья» их имеют привкус русского и итальянского патриотизма ретроградна борьба их с «басурманом», нет, – но потому, что часто в русском языке отсутствуют слова, которые в своей единственности могли бы заменить собою целую неуклюжую фразу по-русски, – чего москвичи не желают признать.
Новаторы Москвы «ошибаются» положительно во всем, даже в том, что «Лермонтова и Пушкина можно петь под шарманку», а их, «замоскворецких Маринетти», нельзя.
Правда, поют и о «Дарьяле» и «Выхожу один я на дорогу». Не беда, если народ творит из стихотворения любимого поэта песню (хотя бы и для шарманки). Но вот если поэт из затасканной песни выкраивает футуристские opus’ы – дело неважное.
…Ты вся мила, ты мне близка
И вот – дала кольцо.
Это уж, простите, просто:
Дарила – говорила:
Носи и не теряй.
Пусть москвичи, националя, пересыпают фразы не «басурманскими» словами («газ», «бунт бульварных проституток», «камин», «пальто», «музыка», «портрет», «генерал», «драма», «поэт», – пускай заимствуют у «стариков» и эгофутуристов их слова – «пята», «двувзглядный» etc.), – лишь бы opus’ы их соответствовали их теориям.
Мало понапачкать литографским способом полдюжины брошюр, мало сьрасывать с пьедесталов прежних кумиров, – нужно создавать и давать свое, собственное.
Но футуристы Москвы своего не дают – они выдают за свое – чужое.
А это уж нисколько ни «веще».
Примечания
1 Впервые слово эгофутуризм упомянуто в 1911 г. Игорем-Северяниным. См. «Засахаре кры».
2 Впрочем, и сейчас некоторых москвичей трудно отличить от первых декадентов и импрессионистов: те же «лиловые арабы» и пр. сопровождают их «футуристичность».
3 По странной случайности те же самые слова находим в книге Н. Вавулина «Безумие, его смысл и ценность», вышедшей осенью 1912 г.
4 Я не имею здесь в виду ассо- и диссонансы.