А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

 

Иванов Андрей Вячеславович (род. 24.12.1971, Таллин, Эстонская ССР; ныне – Эстонская Республика) – русский писатель, публицист.

 

Отец – милиционер, мать – рабочая. После школы пошел работать сварщиком на судоремонтный завод. Затем закончил Таллинский государственный педагогический университет, филолог по образованию. В конце 1990-х гг. перебрался в Западную Европу, где провел 5 лет, сначала – в Дании, затем – в Норвегии. Жил в лагерях для перемещенных лиц. Работал сварщиком, дворником, оператором телефонной станции. Свой жизненный опыт стремился записывать, однако создать заслуживающий внимания текст долгое время не получалось. В начале двухтысячных даже попытался прекратить попытки писать художественные произведения, однако в 2004 г. вновь взялся за перо. Литературным дебютом писателя стала публикация в 2007 г. в периодическом издании русского зарубежья – «Новом журнале» (№ 253, Нью-Йорк) – повести «Мой датский дядюшка». В 2008 г. там же вышла повесть «Зола». «За особые заслуги» получил эстонское гражданство, премию Капитал Культуры и стал членом Союза эстонских писателей. 2009 г. оказался переломным в судьбе писателя: он получил известность с выходом в свет романа «Путешествие Ханумана на Лолланд».
В жанровом отношении произведение А.Иванова построено преимущественно по канонам авантюрно-приключенческого романа или романа-путешествия.

Иванов рисует взаимное отталкивание европейской и других типов культур (ближневосточной, индийской, армянской, славянской, цыганской и т. д.) в эпоху заката политики мультикультурализма, призванной включить представителей различных народов в европейскую действительность и избавиться от тех, кто по каким-либо причинам не может или не желает отказываться от своих взглядов.

Для того чтобы показать столь сложное и многоплановое явление – цивилизационно-культурное взаимодействие, автору приходится обращаться к изображению таких аспектов, как система ценностей, семейно-бытовой и религиозный уклады, общественная организация, специфика государственного-политического устройства, языковые вопросы, исторические взаимоотношения, обращение к архаичной или создание новой мифологии. Для решения этих задач писатель использует сложные пространственно-временные системы организации текста. Иванов включает очень большое число действующих лиц и усложняет повествование за счет многочисленных связанных с этими лицами микросюжетов. В качестве основных персонажей используется своеобразный тандем. Повествование ведется от лица русского «эстонца» Евгения, которого называют «Юдж». Его напарник – индус Хануман (Ханни). Соединенные судьбой в поисках «утраченного рая», они путешествуют по Дании и Германии. Не имея законных оснований находиться в Дании, они оказываются в лагере для мигрантов. Ими движет мечта получить каким-либо образом вид на жительство и деньги и отправиться на Лолланд, датский остров счастья. То приворовывая, то продавая просроченные продукты, то разбирая на запчасти выброшенную на свалку технику, ввязываясь в различные авантюры, постоянно ожидая ареста и депортации, герои с трудом получают деньги на дешевую еду, алкоголь и наркотики. Повествование, таким образом, перестает быть линейно последовательным, поскольку зависит от изображаемого состояния героев.

Автор включает в свое произведение сильный элемент автобиографизма. Как и сам Иванов, его Евгений-Юдж уезжает из Эстонии к своим родственникам в Данию, но в конце концов понимает, что он для родственников становится обузой, мешает, и тогда он принимает решение уйти, но это уход в никуда для человека, не имеющего вида на жительство и работы. Всю боль, пережитую во время скитаний, всю неприглядную «изнанку» действительности автор трансформирует в свой текст.

Герои Иванова не претендуют на роль гениев. Тем не менее это люди глубоко образованные, интеллектуально развитые, разбирающиеся в вопросах философии, истории, культуры. Сложная система взаимоотношений, установившаяся между ними, изначально напоминает сформулированный Пушкиным тип «от делать нечего друзья».  Да и русского интеллектуала зовут, как пушкинского героя, чье имя, как известно, в переводе означает «благородный». Его приятель, правда, уже не «полурусский», а индус, которого так же, как и царя обезьян в «Махабхарате». Как и между пушкинскими героями, между Юджем и Ханни много противоречий, однако спорить с зачастую впадающим в истерику Хануманом очень сложно, поэтому Юдж предпочитает чаще всего воздерживаться от комментариев, либо комментирует про себя. Как и пушкинские герои, они оказываются непонятыми и не востребованными ни у себя дома, ни в Европе. Однако, в отличие от Онегина и Ленского, Юдж и Хануман – изгои, находящиеся вне общества, не вписывающиеся даже в систему жизни в лагере мигрантов. Чужими оказываются они в конечном итоге и в приютившей их коммуне хиппи. Не нужны они и своим родственникам. Причем ситуация с родственниками с пушкинских времен заметно усугубилась. «…Чем лучше им, тем почему-то хуже мне; и чем хуже мне, тем отчего-то лучше им! Еще – они имеют свойство помирать, ничего тебе не оставляя, кроме осадка невысказанных упреков… Ну их к черту!» – заявляет Евгений. Надо ли говорить о том, что ни своей Татьяны ни даже Ольги у героев Иванова нет, хотя у Ханумана, если верить его рассказам, остались жены сразу в нескольких государствах, через которые он добирался до Дании. Впрочем, он «ненадежный нарратор». Однако проблема не в степени правдивости рассказчика, а в том, что никакого взаимопонимания между мужчинами и женщинами в художественном мире романа не существует. Персонажи произведения экзистенциально одиноки, что делает их в данном отношении скорее более близкими к персонажам романа В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени».  Они были чужими везде, не только в Европе: «Я думать не хотел о том, что могло меня ждать в Эстонии; он просто не хотел возвращаться к своему прошлому». Чувствуя себя, как и герои И. Ильфа и Е. Петрова, чужими «на этом празднике жизни», они вполне могли бы заявить: «Никто нас не любит, кроме уголовного розыска, да и тот нас тоже не любит». «В этом тщательно расчесанном мире все было предусмотрено; найти закуток и затаиться двум таким вошкам, как я и Ханни, – рассуждает Юдж, – практически невозможно. Всюду были глаза и камеры. Каждый был на телефоне. Даже деревья, посаженные особым образом, казалось, следили за нами и подавали сигналы кому-то, кто непременно следил за деревьями». Особенно опасной, если не сказать фатальной, могла стать встреча с полицией («ментами», как их на русский манер называл Юдж). Это грозило немедленной депортацией. Конечным пунктом путешествия для Ханумана, как и для героя «Золотого теленка», была Америка. Правда, не Южная, а Северная. Поэтому Дания была лишь промежуточной ступенью в его планах. Отличало Ханни от Остапа и полное отсутствие черт мелкого беса, искусителя. Сам автор проводил параллель между своим героем и персонажем Диккенса: «Хануман – плутовской герой, актер, экстраверт, трикстер, писать его не так сложно. В нем есть черты Джингля из “Записок Пиквикского клуба”». «Хануман не старался быть последовательным. Он мог поначалу почти в стихах изъясняться в любви к Индии, а через некоторое время заявить: “Страна… в которой придумали буддизм и испытывают атомное оружие, это самая лицемерная страна в мире… и в ней я жить не буду!”»

И вместе с тем двум постоянно «воевавшим» главным персонажам романа приходится помогать, а подчас и в буквальном смысле слова спасать друг друга. В ходе разнообразных эскапад им удается не только выживать, но давать образные и содержательные характеристики окружающей действительности. Герои видят перед собой европейцев: датчан, немцев, англичан, шведов, сербов. Казалось бы, Хануман и Евгений должны были испытывать чувство радости от того, что попали в страну с наиболее развитой цивилизацией. Однако вместо радости герои испытывают страх. «Особенно страшны были люди. Неприступные, как бастионы. Гладкие плащи; выверенные жесты. Холодные, как безжалостные рельсы. Блеск очков; белизна зубов. Надежно сработанные, как столбы, подпирающие тусклое небо. За каждым числились определенные заслуги. Полезность обществу умножали списки ими регулярно посещаемых курсов. Над каждым светила неугасаемая звезда специализации. Каждого незримым флером оберегала сила какой-нибудь могущественной корпорации. Существа, рассчитанные на многие лета. Гарантийный срок покрывали страховые компании. Все было учтено. Даже случай…». В этом описании, данном интровертом Евгением, угадываются образы замятинских «Островитян». Импульсивный экстраверт Хануман кричит: «В этом Богом проклятом мире мы можем только изворачиваться! Эти гиены нам не оставили ни шанса! Эти шакалы все растаскали!.. Нам бросили кости сгнившей собаки! Стервятники! Они заперли любовь в банках, в сейфах! Акции розданы! Инфляция! Для таких, как мы, – очередь за пособием по безработице! Тарелка супа! Блохастые бомжи! А эти гниды, жирные особи неизвестно какого пола, они царственно и благородно дают нам тепло в кредит! Забирая последний вздох! ...Гнильца в глянце! Целлулоидные гуманоиды! Богоподобные андроиды в лимузинах! Все испортил европеец! Гот, гунн, гуингнм! Западноевропейский мозг все испохабил! ...Ты – славянин! Я – индус! Мы с тобой оба жертвы европейской цивилизации! Как же ты не поймешь этого! Ты же читал Кастанеду!..» Подобные выпады можно было бы воспринимать как ответную реакцию двух неудачников, не сумевших вписаться в иную реальность, однако это не так. Эта реальность оказывается мнимой, исполненной фальши, – одним словом, такой, в которую герои не хотят вписываться, потому что она экзистенциально чужеродна. Вместе с тем Хануман и Евгений достаточно наблюдательны для того, чтобы рассмотреть и осмыслить чужую жизнь. Иванов создает, если угодно, энциклопедию западноевропейской действительности. Точнее, это энциклопедия обратной стороны, антимира. Главные персонажи романа недоумевают, на каком основании датчане всё еще с гордостью именуют себя потомками викингов? Ведь история для современных людей – это не более чем часть туристического бизнеса. От национальной идентичности остается лишь внешняя атрибутика: флаги, путеводители и диакритические знаки на дорожных указателях. «Выросли из викингов в космополитов», – резюмирует Хануман.

Суду героев подвергаются также семейный уклад, отношения между мужчинами и женщинами, воспитание детей, стремление избавиться от стариков, исполнение профессиональных обязанностей, отношение к религии. Так, например, с точки зрения индуса и русского, оказываются несовместимы западноевропейская проповедь Христианской любви и стремление сдать пожилых родственников в приют. Обсуждают Юдж и Ханни и такие явления, как демократия и конституционная монархия, работа миграционного департамента в Дании. Департамент, рассматривая различные ‘кейсы’ (так называются заявления мигрантов о предоставлении убежища), почти всегда отказывает просителям в праве остаться в стране. Исключение может составить разве что случай с непальцем, который, будучи гомосексуалистом, написал, что в случае экстрадиции на родину его могут там подвергнуть преследованиям. Очень образно и зачастую саркастично отображаются европейские города, транспорт, улицы, фирмы, бары, магазины, дискотеки, дома, квартиры, окна, двери, одежда, еда. Особенно ценными для героев являются городские свалки, где, например, можно погреться в машинах, тем более что в баках некоторых автомобилей хозяева оставили бензин, или разобрать выброшенные компьютеры на запчасти, из которых впоследствии можно собрать работающий экземпляр и продать его.

Антимир этого антимира, т. е. еще более «расчеловеченный» уровень, создан в романе прежде всего за счет образов мигрантов, представителей различных диаспор. Албанцы, афганцы, цыгане, сербы, армяне, выходцы из бывшего СССР воруют, ведут незаконную торговлю наркотиками, бензином, просроченными продуктами, табачными изделиями, документами и т. д. Таких персонажей десятки, и с большинством из них связан отдельный микросюжет, что в итоге формирует масштабную и весьма многоплановую картину жизни.

Средоточием мира мигрантов становится образ лагеря. У главных персонажей романа Иванова вызывает отторжение практически всё: пейзаж, интерьеры, звуки, доносящиеся с улицы или из соседней комнаты, даже запахи. Хотя Евгений и утверждает поначалу, что гнилая картошка, которую жарят по вечерам албанцы, не так воняет, как запах удобрений, доносящийся с датских полей через раскрытое окно, причем окно должно быть открыто в любое время года, даже зимой, чтобы в случае появления «ментов» успеть выпрыгнуть и скрыться. Это противопоставление запахов в конечном итоге, разумеется, оказывается мнимым и снимается, поскольку реальность жизни в лагере мигрантов ничуть не лучше жизни в обществе, как в прошлом, так и в настоящем. «И в чаду сквозь сон думалось мне, что таков мир, в который я вляпался, как в дерьмо, родившись не под той звездой. На кумарах думалось мне, что якобы было так предначертано, чтоб, выбившись однажды из мне привычного круга, оторвавшись от мерзкой, но привычно мерзкой жизни, от обычного хода вещей, я, как колесо, снявшееся с оси родной телеги, должен был покатиться да и угодить неизбежно сюда… в кювет… Потому что почти вся мерзость мира сконцентрировалась в этих стенах, среди отбросов, грязи, воров, наркоманов, беглых террористов, симулянтов, спекулянтов, оборотней-ублюдков, притворяющихся беженцами, жуликов, бежавших в эту страну в поисках сладкой жизни, а оказавшихся в этом курятнике, в этой вонючей клоаке» – так охарактеризовал мир лагеря Евгений. Из этого фрагмента отчетливо видно, что экзистенциальная тошнота, постоянно подкатывающая к горлу героя, является не просто одним из художественных средств, а основополагающим принципом изображения. Ни о каком «культурном взаимодействии между представителями различных цивилизаций», кроме отторжения, в такой ситуации говорить не приходится. Заселившись от безысходности в комнату непальца, Хануман и Евгений при малейшей возможности пытаются уйти оттуда, но вновь и вновь вынуждены возвращаться.

Одним из ключевых мотивов, если не лейтмотивом, романа становится мотив разложения. Хануман «доходил до того, что уже просто называл Данию двумя буквами – DK, и произносил он их не иначе как “decay”».

В прямом и переносном смысле разложению подвергается всё, что окружает героев. Однако они научились жить в такой среде. Даже когда умирает хозяин бара, сделавший заказ на дизайнерское оформление своего заведения, герои продолжают жить в доме покойника, и вовсе не запах разлагающегося тела, а вероятность скорого появления полиции заставляет их вернуться в лагерь. В мире, где всё выставляется на продажу, подвергается разложению и искусство. С острым сарказмом создан образ русского художника Михаила Потапова, который каждое утро ругает свою маленькую дочь Лизу. «Он человеком быть не умеет, а еще художником хочет называться», – констатирует Хануман. В конечном итоге «картины», которые рисовали на пятидолларовых холстах специально обученные слоны, продавались с гораздо большим успехом, чем то, что смогли создать люди, называющие себя современными художниками.

Впрочем, распад имеет в романе не только отталкивающую, но и свою притягательную ипостась. В противовес окружающей действительности Ханни создает для себя «идеальный» мир острова Лолланд, датского аналога знаменитой Ибицы, псевдорая, где для людей с деньгами доступно всё: дорогой алкоголь, наркотики, любовь. Там, в зависимости от количества средств, можно почувствовать себя человеком если не первого, то хотя бы второго сорта. Правда, этот идеал ускользает от героев, как ускользает Рио-де-Жанейро от Остапа Бендера и Петушки от героя Венечки.

В финале романа Евгений, мошенническим путем раздобывший деньги якобы для возвращения в Эстонию, во что поверили все, даже плут Хануман, предлагает своему приятелю отправиться-таки на Лолланд. Хануман потрясен и счастлив, однако у читателя создается ощущение, что и на этот раз героям не удастся осуществить задуманное. Во всяком случае, концовка остается открытой.

Таким образом,  А. Иванов показывает деградацию культуры и распад системы ценностей.

Его герои стремятся найти себе место в этом мире, тем более что западноевропейский путь развития еще совсем недавно объявлялся безальтернативным и магистральным путем всего человечества. Иванов побуждает читателя осознать, что, в значительной степени утратив свои национальные культуры, европейские народы новую единую культуру не создали.

Как известно, Л. Толстой определял добро как то, что объединяет людей. Современная же цивилизация, напротив, разъединяет, точнее – атомизирует общество, чтобы затем использовать стандартизированные человеческие единицы при создании различных фирм и корпораций. Люди-атомы должны в конкурентной борьбе занимать соответствующие их потенциалу места, формируя сначала молекулы, а затем ткани и органы современного общественного организма. Одним из наиболее безжалостных «инструментов человеческой стандартизации» становится лагерь для мигрантов, где «на аршине пространства» (Ф. Достоевский) сталкиваются между собой представители различных культур. Западное общество, в котором потребляют не только предметы, но и людей, в изображении писателя оказывается лишенным какой бы то ни было привлекательности.

Роман «Путешествие Ханумана на Лолланд» стал первой частью трилогии: в 2014 и 2015 гг. соответственно были опубликованы романы «Бизар» и «Исповедь лунатика». Слово «бизар» переводится с французского как «странное», «неестественное»,  «ненормальное». Лунатизм – это, видимо, финальная стадия патологического существования, отраженного в продолжении истории жизни русского эстонца Евгения и индуса Ханумана. Побывав в тюрьмах и психиатрической клинике,  откуда удалось сбежать, Евгений стремится освободиться от фантомов прошлого, что, в конце концов, ему удается.

«Меня охватывает торжество, когда я слышу, что очередной критик или писатель не смог одолеть первую сотню страниц романа, на которых я намеренно устроил водоворот и накопал траншей, – заявил А. Иванов. – Потому что случайный читатель там, где у Ханумана выступают слезы, мне не нужен! Пусть до этой страницы дойдет только тот, кто тоже смахнет слезу. И в конце трилогии я нашепчу своему читателю сокровенное».

В 2009 г. писатель опубликовал роман «Горсть праха». «Герой романа возвращается в Эстонию из Скандинавии, смотрит очумевшими глазами на Таллин, он сильно поражен. Он видит, что Таллин шагает в направлении Скандинавии. Роман сшит из объемных желчных монологов героя, основным топливом которых является смесь гнева, негодования и неудовлетворенности. Все, что происходит в стране, он называет “норманнизацией”. Действие романа укладывается в три с небольшим года до Бронзовой ночи... Жена героя теряет ребенка на восьмом месяце беременности, в конце романа они его хоронят, и герой философски расценивает это как своеобразный итог. Это событие совпадает с Бронзовой ночью. Я хотел показать, что печально известный конфликт не значит ничего, когда у человека умирает ребенок. Он в шоке. Бронзовая ночь проходит мимо» – так охарактеризовал сюжет и проблематику произведения сам автор в интервью газете «МК Эстония» 22 марта 2010 г. Ночной снос в Таллине памятника воину-освободителю (народное название – Бронзовый солдат), вызвавший бурю протестов и ставший причиной трагических событий, при всей своей общественной значимости, уступает  по значению сущностному событию –  утрате ребенка.

Писатель становится лауреатом «Русской премии»: роман «Горсть праха» получил второе место в 2009 г. В 2011 г. премии имени Марка Алданова была удостоена опубликованная в Нью-Йорке повесть «Холод под сердцем». Заняла 2-е место в 2010 г. в номинации «малая проза» повесть «Кризис» (журнал «Звезда», 2011 № 5). Герой повести, Степан Ракитин, – образ более сложный, чем образ Ханумана. Ракитин не имеет одного конкретного прототипа. Он полностью вымышлен, лишен не только черт биографии А. Иванова, но и совершенно внеположен автору. Писатель с помощью своего «странного», отчасти набоковского персонажа стремился показать, что кризис – явление не столько общественное и экономическое, сколько внутреннее и психологическое. 

В 2011 г. в Таллине выходит сборник «Копенгага». Все вошедшие в сборник произведения писались с 2004 по 2010 г. и отражают, в основном, всё тот же зарубежный опыт жизни автора. Автор создал отдельные новеллы из тех эпизодов, которые по тем или иным причинам не были включены в трилогию о Юдже и Ханумане.

С 2010 г. А. Иванова начинают печатать в России. Книги писателя довольно быстро обретают популярность. Ему присуждают главную премию «Новая словесность» за 2013 г.

В том же году публикуется  исторический роман «Харбинские мотыльки». Действие происходит в столице Эстонии – Ревеле (Таллин) – и отражает время с 1920-х до 1940-го. В центре повествования судьбы русских эмигрантов – представителей интеллигенции, дворянства, офицерства. И над этим всем – неумолимое и довольно отчетливое ощущение приближения конца, катастрофы. Повествование ведется от лица главного героя, фотохудожника Бориса Реброва. Время и события романа даны нелинейно: в виде дневниковых записей, зарисовок встреч, описаний состояний алкогольного опьянения и приема наркотиков, бреда. Герой, как и вся эмигрантская среда, совершенно дезориентирован. Он  посещает какие-то организации, кружки и в конечном итоге примыкает к организации русских фашистов, штаб-квартира которых находится в Харбине. Оттуда и идут к Реброву посылки с агитационными материалами.

Рубеж 1920–1930-х гг. – время, когда подлинное лицо фашизма еще не проявилось: его русские адепты называли себя последователями идей христианства и православия. Реальность истинная и мнимая меняются местами. Болезнь, бред приводят к тому, что герой представляет себе окружающих порхающими мотыльками. Впрочем,  иногда он приходит в себя и записывает: «появились противные бабочки; у меня есть подозрение, что они заехали с посылочкой из Харбина; мотыльки, бархатные, бледно-лиловые, маленькие. Надо чем-то травить». Кто кого и чем травит – это и есть, по сути, главный вопрос: ложные идеи разъедают сознание не слабее алкоголя и наркотиков.

В 2013 г. был также опубликован роман А. Иванова «Батискаф», главная тема которого – тема памяти. Главный герой – нелегальный эмигрант, не имеющий даже возможности покинуть гостиницу, где он работает и где он ощущает себя в герметически замкнутом пространстве. Вместе с тем он, как в батискафе, погружается в глубины своей памяти, но картины детства в советской Эстонии так же безрадостны, как и взрослая жизнь в современной Европе.

Интервью Андрея Иванова: Если я не пишу, мне плохо // МК Эстония. 2010. 22 марта; Горячий парень из тихой Эстонии. Радио «Голос России», 04.05.2011; Писатель зол, он как скорпион, змея… // Частный корреспондент: Интернет-газета. 2010. 19 ноября; Андрей Иванов: приходится быть отдельно от мира // День за днем: Еженедельник. 2011. 23 мая.

Лит.: Подлубнова Ю. Глазами постороннего // ExLibris НГ (www.litkarta.ru/dossier/glazami-postoronnego/dossier_38966/); Андреев Н. Андрей Иванов, писатель эмигрантской грусти // Виру проспект: Новости Нарвы и Эстонии (www.litkarta.ru/dossier/pisatel-emigrantskoi-grusti/dossier_38966/); Гулин И. [О романе Андрея Иванова «Харбинские мотыльки»] // КоммерсантЪ-Weekend (www.litkarta.ru/dossier/gulin-ob-ivanove/dossier_38966/).