Русское литературоведение XX века: имена, школы, концепции: Материалы Международной научной конференции (Москва, 26 – 27 ноября 201о г.) / под общ. ред. О.А. Клинга и А.А. Холикова. – М.: СПб.: Нестор-История, 2012. – 320 с.

 

В сборнике обсуждаются вопросы, связанные с историей русского литературоведения, его место в мировой науке о литературе. Авторы обращаются не только к признанным лидерам академической школы, но и к вненаправленческим концепциям, а также к несправедливо забытым исследователям.

Первый раздел сборника включает в себя непосредственно статьи докладчиков, выступивших на пленарном заседании.

 

О.А.Клинг в статье «Русское литературоведение XX как социокультурное явление» отмечает: русское литературоведение XX века на протяжении семи десятилетий было напрямую связано с социумом.  Это проявляется даже в том факте, что в наше время наука о слове становится в отличие от советской эпохи чем-то маргинальным, проявляется связь с общественной жизнью.  Клинг О.А. отталкивается от точки зрения Н. Бердяева. 1 ноября 1917 в публичной лекции  «Кризис искусства»  Бердяев говорил о том, что искусство стремится выйти за свои пределы; синтетические и аналитические стремления в искусстве одинаково колеблют границы искусства и жизни. С дистанции времени сходное можно увидеть  в науке о слове.  К 1917 году обнаруживается многоуровневая сущность литературоведения, состоящая из различных школ. Наметился отход от синтетического литературоведения русских символистов. Именно русские символисты создали образцы не только синтетического искусства, символического миропонимания как инструмента нового восприятия жизни, но и синтетического литературоведения. Русские символисты вывели русское академическое литературоведение из тупика: первыми обозначили важнейшие аспекты поэтики, а также затронули содержательную сторону литературы, философию слова.

Проблему формы в литературе, поставленную  в начале XX века символистами, вслед за ними начинают изучать формалисты (морфологическая школа); вопросы семантики текста – философское направление в русском литературоведении (М.М. Бахтин).  Это говорит о влиянии символистов на постсимволистские тенденции в литературоведении, однако поздние символисты вбирали в себя некоторые научные мысли теоретиков формализма.

В советское время было написано множество сегодня забытых литературоведческих работ. Факты из истории литературы переписываются так, как это необходимо для определенных целей следующих поколений ученых, а актуальные идеи становятся не связанными с конкретными авторами, хотя временно обретают «ярлык» (выражение Клинга О.А.) с именем какого-либо литературоведа. Советское литературоведение сложное, в некотором плане непредсказуемое явление. Критика и литературоведческие работы были порой интереснее самой литературы тех лет, так как внимательный читатель мог выявлять из текста имплицитные актуальные и наболевшие проблемы того времени.

Клинг О.А. в своей статье дает портрет Г.А. Белой – крупнейшего ученого второй половины XX века. Автор описывает ее как человека с глубоким умом, внутренней свободой, литературоведа и критика, который, несмотря на давление тоталитарной эпохи, осталась верной себе, своему предназначению. Клинг О.А. заостряет внимание на труде Г.А. Белой «Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов» (1977г.).

Конец XX века (начиная с эпохи перестройки) характеризуется взлетом интереса людей к литературе и литературоведению. Можно сказать, литературоведение расцветало. Установился контакт отечественного литературоведения с западным, многие труды филологов издавались большими тиражами, литературоведы после отмены цензуры могли исследовать те произведения, которые до этого времени являлись недоступными. Клинг О.А. в конце статьи называет советское литературоведение многоуровневой конструкцией. Первый и господствующий уровень – официозное литературоведение, призванное излагать идеологические взгляды партии на культуру. Следующий – самовоспроизводящееся массовое советское литературоведение, которое тиражировало идеи соцреалистических псевдотитанов науки о слове. Другой уровень, «чердачного типа», состоит из тех ученых, занимавших должности в научных институтах, вузах, которые оставались верны научной этике. Еще один уровень, «пристройка к большому дому» составляли литературоведы, находившиеся вне официальных структур, зарабатывающих на жизнь редактурой, критикой, внутренними рецензиями. Именно эти ученые продвигали науку вперед. Ближе к подвалу или в подвале – диссидентское литературоведение. После перестройки же поменялось соотношение «метров» и «аутсайдеров», а также соотношение центра и периферии.

В статье В.Е.Хализева «Г.Н.Поспелов в пору борьбы «с буржуазным либерализмом» и «космополитизмом» А.Н.Веселовского (1947-1949)» описывается время, когда центральным объектом гонения стала наука, а именно профессора и преподаватели филологического факультета МГУ. Главным объектом обвинений были выбраны ученые- литературоведы, которые обвинялись в космополитизме и буржуазном либерализме. Инициаторами и организаторами были партийно-государственные инстанции. Мнения ученых по происходящему разделились: кто-то поддерживал репрессии и гонения заслуженных людей, кто-то рьяно защищал и отстаивал доброе имя ни в чем не повинных ученых. В статье подробно описывается выступления преподавателей факультета как в защиту, так и с обвинительным приговором. Время репрессий закончилось, а память хранит печальные фрагменты нашей истории.

В статье О.Е.Осовского ««Наблюдение за наблюдающим». Биография литературоведа как объект научного исследования» исследуется проблема научной биографии литературоведа. Этот жанр в нашей стране не популярен, т.к. имеет свою специфику: аудитория потенциальных читателей этой биографии не так велика. В статье отмечены работы нескольких авторов, которые провели историко-биографические изыскания на примере личности Михаила Михайловича Бахтина, история жизни которого уникальна и загадочна. В статье даётся краткие отрывки из его биографиях, которые оказались очень разными, каждая их них выходила в свое десятилетие и по – своему отражала бахниноведение на конкретном этапе освоения научного наследия.

В статье М.В.Михайловой «Как начиналось марксистское литературоведение? (венок на могилу Соловьева-Андреевича)» описывается жизнь и научно-литературное наследие русского ученого Е. Соловьева-Андреевича. Этот человек, умерший в 38 лет, оставил более 500 статей и двух десятков книг. По отношению к современной литературе Соловьев-Андреевич действовал как историк литературы. В статье утверждается, что своими современниками Соловьев-Андреевич воспринимался как марксистский историк литературы, первый применивший к явлениям литературы принципы экономического материализма. Но тем не менее в статье доказывается, что о деятельности Соловьева-Андреевича не выработалось единого мнения. Таким образом, вопрос о марксизме ученого так и остался открытым.

В своей статье «Анализ художественного текста в отечественном литературоведении XX века» В.И.Тюпа прослеживает истоки возрождения и становления отечественной традиции литературоведческого анализа. Профессиональный интерес к анализу художественных текстов возрождается в 1960 годах, совпадает с оттепельскими явлениями. В статье отмечено, что опыт квалифицированного литературоведческого анализа накапливался в работах целого ряда отечественных исследователей, но лишь в 70-е годы эта сторона науки о литературе получила официальное признание. Автор утверждает, что в настоящее время анализ художественного текста можно признать вполне сложившейся областью исследовательской и преподавательской деятельности со своей спецификой. В статье исследуются методологические коллизии и полярные взгляды ученых на относительно автономную сферу научных знаний как литературоведческая аналитика.

В статье Е.И.Орловой «Б.М.Эйхембаум как литературный критик (три заметки к теме)» представлен Б.М.Эйхембаум как участник литературного процесса 1910-1940-х годов, как литературный критик. В статье описаны его взгляды на природу и задачи критики. Автором показаны единство мышления ученого как филолога и критика. В статье представлены некоторые критические выступления Эйхембаума.

В статье Е.А.Тахо-Годи «Три письма Л.П. Семенова к М.О.Гершензону (материалы к биографии ученого)» представлена переписка известного лермонтоведа и этнографа Леонида Петровича Семенова к Михаилу Осиповичу Гершензону. Изучение личной корреспонденции тем более необходимо, когда мы стремимся создать не просто статью справочного характера, но дать портрет ученого. Именно в этих трех письмах автором показаны мировоззренческие позиции ученого, факты его биографии, уточнение различных дат, научных контактов.

 

Авторы статей второго раздела сборника сосредоточились на конкретных именах.

 

Л.В. Чернец в статье «Рамочный текст литературного произведения (К 80-летию публикации “Поэтики заглавий” С.Д. Кржижановского)» пишет об исследованиях С.Д. Кржижановским “рамочного текста”, литературоведческой работе и истории публикаций его работ. Автор прослеживает рождение теории заглавия, которая в дальнейшем проходит путь эволюции от заглавия, которое со временем трактуется Кржижановским все более полно, к “рамочному тексту”.

Предметом рассмотрения Л.А. Ходанен в статье «Методологические проблемы истории русской литературы в научном наследии Фохта» становится идея новой методологии У.Р. Фохта, его работа по периодизации русской литературы. Л.А. Ходанен пишет, что У.Р. Фохт по-новому оценивает соотношения критики и литературоведения, а так же призывает отказаться от “вульгарной социологии”, которая напрямую связывает экономическое состояние общества с содержанием литературы. Автор статьи отмечает, что значительных успехов Фохт достиг в периодизации этапов развития реализма, которая основывается на отношении писателей к действительности как “к предмету типизации”.

Ф.А. Ермошин, как он сам пишет в статье «К.Чуковский как литературовед: Наука? Критика? Автобиография? », пробует “продемонстрировать, насколько зыбкой является демаркационная линия между такими сферами деятельности Чуковского, как критика, литературоведение и собственно художественное творчество”, так как все сферы его деятельности объединены уникальным авторским подходом. Автор также отмечает, что исследования Чуковского невозможно рассматривать без осмысления специфики филологии 20 - 50-х гг. XX века.

Статья Е.Р. Варакиной «Теоретико-литературная основа трудов М.М. Дунаева» посвящена вопросу литературоведческой работы М.М. Дунаева, основанной, по мнению автора статьи, на “минус-приеме” и “размежевании с «научной традицией»”. Е.Р. Варакина выдвигает гипотезу о том, что противоречивый и критикуемый стиль Дунаева выбран не случайно. Автор считает, что стиль соотносится с подходом Дунаева к изучению художественной литературы, который в данной статье обозначен, как “духовно-прагматический метод”. Е.Р. Варакина относит труды Дунаева к тому направлению “литературоведческих штудий XX века, центральным предметом которых является читатель и его рецепция произведения”, но отмечает при этом, что к форме произведения Дунаев относится, как к второстепенному элементу по сравнению с его идейным содержанием, а также не “раскрывает своих теоретико-литературных и методологических установок”.

Н.И. Бурнашева в статье «Л.Д. Громова- Опульская – толстовед-текстолог и главный редактор академического издания полного собрания сочинений Л.Н. Толстого» пишет о жизненном и профессиональном пути филолога, заслуженного деятеля Российской Федерации, Громовой-Опульской и ее увлечении текстами произведений Толстого, рукописями, черновиками, которое она сохранила на всю жизнь. “Ювелирная, тонкая, очень ответственная” работа тостоведа-текстолога вылилась в профессиональные издания многих собраний сочинений Л.Н. Толстого, а также воплотилась в многочисленные труды по текстологии.

В.Г. Моисеева посвящает свою статью «Трилогия А.В. Белинкова» биографии А.В. Белинкова, ученика В.Б. Шкловского, его научным изысканиям. Прослеживается путь от первого произведения – “Черновика чувств”, в котором Белинков заявляет о себе как писатель и литературовед, до крупных работ, таких как “Юрий Тынянов” и “Юрий Олеша. Сдача и гибель советского интеллигента”. Автор отмечает современное равнодушие к творчеству Белинкова, объясняя этот факт тем, что тот исторический период, который питал “публицистический пафос” его книг, ушел в прошлое.

Ю.В. Шевчук в статье «Эстетические категории и литературное произведение: возможные пути анализа по работам уфимского литературоведа Р.Г. Назирова» рассматривает теоретическую основу трудов Р.Г. Назирова, отмечает его приверженность к сравнительно-историческому подходу и постулатам формальной школы. Автор отмечает три важнейших, по его мнению, “аспекта проблемы реализации эстетических категорий в творчестве писателя”, то есть трагического и комического. Во-первых, понятия “трагизм и комизм” связаны у Назирова с художественным мышлением писателя. Во-вторых, Назиров считает, что отношение к фабуле формируется в соответствии с очень сложными отношениями между тем, что писатель видит за этой фабулой, и традиционными сочетаниями компонентов трагического и комического. Далее автор статьи отмечает еще одну особенность литературоведческого подхода Р.Г. Назирова, а именно: литературовед считает, что трагическое и комическое определяют стиль произведения, проходя через мировосприятие писателя.

Статья Е.Г. Рудневой «Литературная критика И.А. Ильина в свете его эстетики» посвящена философу, религиозному идеологу и критику И.А. Ильину. Автора интересует его критическая деятельность с точки зрения теоретических и идеологических основ. Ильин отвергает критику С. Венгерова, А. Белого, З. Гиппиус и считает, что понятия божественной благодати (совершенство, любовь, молитва, прощение) нельзя называть абстрактными понятиями. Их необходимо рассматривать как “реальности, живые классические способы жизни или мировые состояния, видоизменения бытия”. Искусство – вид проявления божественного через призму сознания человека. Позже Ильин продолжает свои идеи, но о религиозной природе искусства упоминается не так часто, как в первых работах.

Автор статьи «Литература, поэзия, бытие: вариация на тему И.Ф. Анненского» А.В. Домащенко идет по стопам И. Анненского, пытаясь найти ответы на вопросы: “Как соотносятся между собой литература, поэзия и бытие? Перетекают ли они друг в друга или отделены друг от друга непреодолимой стеной? ” Ответ, казалось бы, прост. Но, как отмечает и Анненский, и А.В. Домащенко, что тогда можно сказать о творчестве А.П. Чехова? Анализируя творчество писателей разных эпох, автор статьи отмечает, что “привычное для нас разделение литературы и жизни было поставлено под сомнение уже во времена Анненского”. Свою статью М.В. Яковлев «Андрей Белый как теоретик неоапокалипсиса» начинает с того, что рассуждает об употреблениях слова «апокалипсис» в культурном контексте, приводит существенные примеры и подчеркивает, что они становятся проявлением современной квазимифологии, где в понятии остается только оболочка, а сущность феномена исчезает. Текущие разговоры о природном или техногенном  апокалипсисе лишаются главнейшей составляющей части – присутствия Бога. Приведенные ошибки в словоупотреблении связаны с тем, что апокалиптическая культура действительно является одной из самых противоречивых форм духовной традиции и словесности. Далее автор предлагает остановиться на некоторых аспектах взаимодействия апокалипсиса и теории символизма. М.В. Яковлев пишет, что прежде всего следует обратить внимание на невозможность отождествления семантики, содержания апокалипсиса с формальными категориями этого жанра словесности. Апокалипсис не название конкретного текста, а жанровое определение довольно широкого свода религиозно-духовных произведений. Апокалипсис вместе с другими жанрами духовной словесности обладают общей эстетической функцией – Богоявление, теофания. Более широко эту эстетическую функцию можно обозначить как эпифаническую – являющую. Автор подчеркивает, что именно здесь и намечаются точки соприкосновения апокалиптики и символизма второй волны. А большой вклад в разработку теории символизма второй волны, безусловно, внес Андрей Белый. Теоретические построения Белого во многом определяет именно апокалиптика. Если понимать жанровую форму, как определенную модель действительности, то апокалиптика становилась для поэта продуктивной формой мировосприятия. Например, в своей автобиографической работе «Почему я стал символистом и почему я не переставал им быть во всех фазах моего идейного и художественного развития» Белый отмечал, что в период увлечения Соловьевым он был скорее «религионизирующим» символистом, а не «символизирующим» верующим, и его вера с первых лет юности была питаемая волей к новой культуре.  Эта культура может быть определена как апокалиптическая, так как ее сущность заключается в обретении внутреннего откровения. Вторым слагаемым этой культуры становится русский мессианизм, который ко времени самоопределения символизма второй волны наиболее ярко выразился в софиологии В. Соловьева. Символизм второй волны в теории Андрея Белого оказывается глубоко закономерным явлением эволюции русской мысли и русской словесности, с древности питавшейся апокалиптической интуицией. М.В. Яковлев утверждает, что кроме мировоззренческой модели мира жанр апокалипсиса также направлял общеэстетические воззрения и частные проявления поэтики символизма второй волны. Неоапокалиптический принцип символизма, вытекающий из формы познания сверхъестественных сфер (неогностицизма), проявлялся в том, что, к примеру, Блок в дневниковой записи 1919г. формулирует такой символ веры, согласно которому «музыка есть сущность мира». Этот принцип также раскрывается во многих программных статьях Андрея Белого. В заключение статьи М.В. Яковлев делает вывод о том, что вдохновлявший Андрея Белого в начале творчества апокалипсис строится как система многоуровневых видений, являющих в символический форме скрытый смысл исторического процесса, природы мироздания, сущности человеческой личности. Проблематика русского поэтического апокалипсиса широка, поэтому он еще ждет своего исследователя.

Статья «Основные историографические категории русского литературоведения XX века» В.В. Курилова открывает третий раздел сборника, который посвящен саморефлексии литературоведения, научным методам и направлениям. Автор отмечает  методологический плюрализм, свободу творческих поисков, обращение к самым разнообразным стратегиям литературоведческого анализа, широкое использование научного аппарата других дисциплин в современном литературоведении. Разнородность отечественного литературоведения ставит перед наукой вопрос о самоопределении, о том, каким она должна быть сегодня и завтра, чтобы развиваться и быть верной своей специфике и соответствовать как своему предмету, сложившимся традициям изучения, так и своей эпохе, ее запросам и особенностям научного мышления и культуры современного общества. Предмет внимания В.В. Курилова, как и всех остальных авторов, составляет русское литературоведение XX века. Оно может изучаться в диахронном и синхронном планах. В первом случае приходится выделять в литературоведении прошедшего столетия его исторические состояния, сменяющие друг друга. Во втором – показывать внутреннюю неоднородность, производить горизонтальный срез литературоведения XX века, создавать его карту, демонстрировать богатство в движении литературоведческой мысли в целом. На своеобразной карте важнее всего отметить те «участки», которые связаны с научными школами и направлениями, потому что именно эти понятия позволяют выстроить надындивидуальную историю русского литературоведения прошлого века. Поэтому автор четко определяет задачу данной статьи – попробовать разобраться в том, что такое литературоведческие школа и направление и достаточно ли этих понятий для анализа русского литературоведения прошлого века. Для уяснения содержания понятий «школа» и направление» В.В. Курилов ориентируется на учебное пособие М.Б. Лоскутниковой. «Научная школа» предполагает творчество ряда ученых, развивающих в своих работах исходные идеи и подходы крупного и самостоятельно мыслящего исследователя. Школу отличает отношение «учитель-ученики», которое складывается, как правило, в стенах научного или образовательного центра. Школы часто получают названия по тому месту, где они формируются. Также следует заметить, что школа имеет только научный характер, когда направление – научно-методологический. Направление вносит в науку новый методологический подход к ее объекту, разделяемую многими учеными новую исследовательскую парадигму. Направления складываются в творчестве ученых, которые придерживаются некоторых общих принципов  осмысления и исследования изучаемого объекта. Причем эти принципы образуются не под влиянием лидера-наставника, а под воздействием внутренних факторов движения научной мысли. Важным явлением в литературоведческой жизни страны следует считать научные центры, понимающиеся, во-первых, как коллективы ученых, работающих в одном месте, занимающихся какой-то проблемой. Во-вторых, научные центры – группа литературоведов какого-либо вуза, где трудится авторитетный ученый, отличающийся методологической самостоятельностью, а также обеспечивающий высокий профессиональный уровень исследования с общими принципами своих коллег. Обращаясь к русскому литературоведению второй половины XX века, автор особое внимание уделяет выдвижению на первый план индивидуальных методологий, часто возникающих как синтез разных подходов к исследованию литературы. А также наряду с этим в это время складываются новые авторские методологические стратегии анализа словесно-художественных произведений. В завершение замечено, что отечественное литературоведение XX века можно изучать в разнообразнейших аспектах – проблематика, развитие понятийного аппарата, взаимоотношение с другими науками и так далее.

В своём исследовании «Проблема критики и/как литературы в отечественном литературоведении» В. А. Третьяков рассказывает об истории литературоведения, а так же о проблемах, связанных с конкуренцией теоретико – литературных направлений. При этом он подчёркивает различность учений этого явления на Западе и в СССР: «Рефлексия  западной теории об отношениях критики и литературы была в значительной мере связана с новой философией науки и распространением метафикциональности. Активность, с которой в тот же самый период дискутировала подобные вопросы советская наука, была напрямую связана с фактором совсем иного порядка — Постановлением ЦК КПСС «О литературно – художественной критике» ( 1972 ).» Также Третьяков говорит об англо-саксонском литературоведение, как об  еще одном уникальном типе исследований в этой области, но в конечно итоге делает вывод, что понятие литературы и литературоведения у западных и отечественных теоретиков имеет совершенно различный смысл. Это можно объяснить различными причинами, но важнейшая – это отсутствие «надежной научной традиции», которая объясняет то «обстоятельство, что, обсуждая «литературность» литературоведческого дискурса, отечественные авторы были вынуждены опереться на саму литературу.»

В работе Л. А. Трахтенберга « К истории изучения русской смеховой литературы» представлен обзор и анализ исследовательских работ ученых, которые занимались этой проблемой. Конечно, за основу взят бессмертный труд М. М. Бахтина. Л. А. Трахтенберг пишет, что рассматривать русскую смеховую культуру стало возможно после синтеза некоторых идей Бахтина  с традицией изучения русской юмористической литературы, которые воплотились в исследованиях Лихачева по этой же теме. Правда, Лихачев на первый план выдвинул не саму проблему смеха, а вопрос о «национальной специфике русской культуры». Работы Панченко, Лотмана, Успенского, Понырко продолжали развивать идею Лихачева, но сосредотачивая свое внимание больше не на литературе, а на ритуале, а Мелетинский и Гуревич, как пишет Трахтенберг в своем исследовании, занимались «стадиальным своеобразием древнерусского смеха». В своем выводе Трахтенберг показал, что «вопрос о смехе неразрывно связан с важнейшими проблемами гуманитарного знания – проблемами своеобразия национальной культуры и единства культуры общечеловеческой.»

Статья Д. В.   Кобленковой «Отечественная скандинавистика второй половины XX века: идеологические и литературоведческие приоритеты» освещает проблему исследовательского интереса к современной скандинавистике. Д. В. Кобленкова отмечает, что максимальное сближение русской и скандинавской литератур произошло на рубеже XIX – XX веков в связи с расцветом искусства Серебряного века, в то время как сейчас отмечается снижение интереса к исследованию скандинавистики, не смотря на то, что во второй половине XX века были написаны многие монографии, призванные открыть новый путь создания академических работ. Таким образом, в современном литературоведении нет ясной картины развития скандинавских литератур,  исследования по поэтике носят сугубо узкий характер, а также, по мнению автора статьи,  крайне ограничен круг изучаемых работ.

Статья Д.С. Московской «Локально-исторический метод Н. П. Анциферова»  посвящена Н. П. Анциферову и его оригинальному методу исследования литературы. Художественное произведение Анциферов считал “независимой реальностью”, которая не должна быть искажена исследовательским воображением, поэтому необходимо считаться непосредственно с автором-создателем. Его метод исторической идиографии обусловлен общим течением в науке, где на первый план выходит необходимость сохраниения “личной биографии и биографии родины”, но в то же время он противоположен марксистской социологии. Анциферов в своих исследованиях пользовался термином “легенда местности”, считая,  что чувство местной атмосферы у писателя более чем закономерно, поэтому можно говорить  о “литературном мифе” местности при изучении значительного количества произведений.

 Задача статьи Л.М.Ельницкой «О методе мифореставрации художественного текста (на материале произведений Ф.М.Достоевского)» - показать, какие возможности для анализа художественного произведения содержит научная концепция профессора С.М.Телегина, автору теоретических исследований в области мифологии. Автор статьи применяет научную методологию С.М.Телегина для раздора двух произведений Ф.М.Достоевского - «Записки из подполья» и «Сон смешного человека», которые, по мнению автора, читаются в известном смысле как единый текст. В первом произведении развернута мифология смерти, автор выделяет такие мифологемы, как мифологема подполья, слова, исчезновения человека. Во втором же произведении Достоевский выстраивает мифологию жизни. Автор статьи также анализирует и описывает важные особенности мифологической картины мира в этом рассказе. Автор показывает, что в разобранных ей произведениях представленны два варианта судьбы современного человека: жизнь в «подполье», подобная окончательной смерти, и смерть как условие ритуала посвящения, необходимая для нового рождения.

В своей статье «Система терминов в методе мифореставрации» Е.Ю.Полтавец говорит о том, что мифореставрационный метод в литературоведении в накстоящее время предстает наиболее универсальным герменевтическим подходом, принципом изучения и толкования художественного произведения. По словам автора, именно в методе мифореставрации в полной мере отражено значение слова «филология», этот метод исходит из трансцендентальности филологии. Широкое вовлечениев оборот современной литературоведческой науки терминов «мифологема» и «архетип» представляет собой, с одной стороны, отрадное явление, а с другой — фактор некоторого затемнения сущности трансцендентальной филологии. Также метод мифореставрации, разработанный Телегиным, предусматривает и использование термина «нациологема». Таким образом, данный метод направлен на вскрытие мифологического подтекста, который, по словам Топорова, и делает произведение по-настоящему художественным, значимым.

 

Последний раздел сборника включает в себя тексты по частным вопросам литературоведения.

 

Слово «диалог» звучит на каждом шагу и его употребляют в любой сфере деятельности : от журналистики до искусствоведения. В своей статье «Полифункциональность диалогизма в науке о литературе» А.Я. Эсалнек исследует сферу диалога и частоту его употребления. Разработка и актуализация данного понятия связаны с именем М. М. Бахтина, именно его труды автор статьи и берет за основу своих рассуждений. Диалог, как реализация контактов, существовал еще в очень давнее время и имеет многовековую историю не только как форма коммуникации, но и как научный термин. Эсалнек рассматривает диалог с исторической точки зрения, литературоведческой, философской и культурологической.

Исследование художественного времени и пространства – это одно из важнейших направление в современном литературоведении. Расцвет изучения этих явлений пришелся на 70-80 гг. ΧΧ столетия. Современные статьи на данную тематику во многом опираются на результаты, полученные именно в тот период. Н. К. Шутая в своей исследовательской статье «Художественной время и пространство в современном литературоведении: состояние исследований» замечает, что работ, связанных с изучением художественного пространства, гораздо больше, нежели работ с анализом художественного времени. В изучении художественного пространства она выделяет три типа исследований, которые рассматривает и анализирует. В выводе автор объясняет причину преобладания интереса к художественному пространству не только объективными свойствами времени, но и особенностями мышления современных литературоведов и общей культурной ситуацией. Художественное время всегда метафорично, чистая линейность противоречит образному ряду произведения, но в то же время о нем можно говорить, как об образе реальности.

В своей работе «Элементы религиозного мировосприятия в концепции художественного времени ( на материале отечественного литературоведения 20 века)» Е.Ю. Перова рассматривает два типа времени, один из которых связан с переходящим и временным, а другой соотносится с духовным и вечным бытием человека. Из вывода следует, что в отечественном литературоведении существует богатый терминологический аппарат для их обозначения.

Проза ΧΧ века дает целый ряд произведений, являющих собой новаторский тип организации повествования, для определения которого современные литературоведы утверждают адекватную ему терминологию. За основу своих исследований А.В. Жданова, автор статьи ««Гротескный стиль», «игровой стиль», «нетрадиционный нарратив»: к истории термина», берет работу Б. М. Эйхенбаума и в конце концов приходит к выводу, что проведенное исследование в области истории термина, позволяет думать, что понятие «гротескный стиль», проанализированное Эйхенбаумом на примере гоголевской «Шинели», во многих своих аспектах предвосхищает современное понимание нетрадиционного повествования и игровой стилистики.

С. Г. Исаев в статье «Понятие выразительности в теоритических исканиях начала ΧΧ столетия: мистическая и позитивистская проекции» пишет, что модели литературных исследований к началу ΧΧ века существенно изменились, литературоведы того времени, взяв пример с естественных наук, пытаются проникнуть внутрь своего предмета, изнутри понять художника, его замысел, структуру этого замысла. О мистической проекции, как понятие выразительности в теоритических исканиях прошлого столетия, Исаев говорит, опираясь на концепцию В. С. Соловьева: «Художественное произведение, являясь материальным свидетельством о другом, более высоком замысле – том, в котором проступает смысл Вселенной, - осуществляется ни как чистое бытие, а с появлением конкретного содержания, но преобразованного модальностью». Рассматривая позитивистскую проекцию, Исаев считает, что неокантианский взгляд на художественную выразительность связан с рассмотрением «словесного ряда» произведения «в его мыслительной функции», тогда как коммуникативная берется лишь как импульс.

Цель работы «Ю. Н. Тынянов в работе над проблемами художественного целого: поиски героя и вопросы стиля» М.Б. Лоскутниковой в том, чтобы соединить две ипостаси Тынянова: Тынянова – автора и Тынянова – ученого. Работа разделена на две части. В первой части рассматривается представление Ю. Н. Тынянова о романном герое и стиле. В ней автор статьи говорит, что размышления Тынянова определялись пониманием действительности и человека в ней, героя и обстоятельств. «Задуманный автором как организующее начало литературного целого, герой обретает образную единичность, самостоятельность и самодостаточность лишь при условии, что вся совокупность знания автора о человеке и эпохе, помноженная на понимание романистом собственной современности, находит выражение в определенном последовательном стилевом решении». Вторая часть работы – это само понимание исторического факта. В ней Лоскутова обращает внимание на то, что Тынянов как исследователь, и как исторический романист, был в первую очередь систематизатором и аналитиком фактов. «Методология и методика работы Тынянова – писателя над документами, детерминирующими объективно – историческое содержание эпохи и человека, была обусловлена его научной работой. Он был сосредоточен на «старинном правиле» романистов – «приблизиться к художественной правде о прошлом».

В своей статье «Теория литературной эволюции, историческая проза Ю .Н. Тынянова и современные жанры исторического повествования» О.И. Плешкова рассказывает, что Тынянов активно занимался развитием теории эволюции, он обращался к различному литературному материалу, при этом создавая свою терминологию, дистанцирующуюся как от классического, так и от зарождающегося советского литературоведения. В выводе этой статьи мы можем наблюдать, представленные нам О. И. Плешковой, доказательства того, что Тынянов очень значим для современных постмодернистов, которые пытаются создать оригинальный исторический образ, ссылаясь при этом на методологию, разработанную Тыняновым в начале прошлого столетия. Также рассуждения Плешковой позволяют представить исторические произведения писателя и ученого как необходимый «момент» эволюции литературы.

В своей статье «Графический облик жанра отрывка: развитие гипотезы Ю. Н. Тынянова» Е. И. Зейферт исследует функцию «Отрывка» и доказывает, что в большинстве случаев это жанровая функция. За основу исследователь данного вопроса берет работы Тынянова («Проблема стихотворного языка. Статьи.» ), который в свое время посвятил этой проблеме не мало работ. Автор статьи доказывает жанровую специфику «Отрывка», рассматривая и анализируя его по четырем параметрам: 1. Пропуски текста («графический эквивалент»), 2. начальный и финальные неполные строки и многоточия, 3. Графическая нерасчлененность (отсутствие графических пробелов) и 4. Курсив и разрядка.

В статье О.Ю.Осьмухиной «Проблема авторской маски в рецепции современного отечественного литературоведения» говорится о возросшем в последнее время интересе к проблеме авторской маски. Автор пытается выявить причины этого интереса и приходит к выводу, что таких причин две. При этом дается история термина «авторская маска» и его употребления. Автор приходит к выводу, что появление авторской маски связано с моментом возникновении литературной саморефлексии, начиная с периода формирования индивидуальных стилей в литературе. Проблема авторской маски, по мнению автора, связана с тем, как автор представляет себя в пределах текста и каково место маски в структуре авторского сознания. В отличие от авторского образа, появляющегося в процессе авторской идентификации, функционирование маски в художественном произведении — следующий этап перевоплощения автора «реального». В заключении автор говорит, что, хотя круг работ, посвященных данной проблеме весьма широк, авторская маска не являлась объектом специальных научных исследований.

В статье Н.Г.Владимировой «Автор как проблема английской художественной прозы в контексте ее восприятия отечественным литературоведением» говорится о том, что авторология как проблема художественной прозы формируется в литературе XIX в, когда и обозначились два типологических направления в ее осмыслении. Одно направление связано с эстетически претворенной концепцией Платона. Поставил под сомнение позицию авторского всезнания и положил начало ироническому развенчанию этого принципа У.Теккерей в романе «Ярмарка тщеславия». Здесь иронически обнажается статус всезнающего романиста (автора-бога). Второе направление основывается на этическом обосновании авторского исчезновения из произведения, связанное с именем Г.Флобера. Эта концепция получила крайнее выражение в утверждении «смерти автора» Р.Бартом. Однако сегодня многие говорят о том, что «смерть автора» на самом деле — смена привычных масок. Все более настойчивым становится стремление передать авторство персонажу. Здесь обращает на себя внимание прорисовывающаяся тенденция возрождения речевых жанров. Автор рассматривает роман Дж.Уинтерсон «Хозяйство света» как характерный пример. Появляется и еще одна особенность нетрадиционно устроенного современного текста: он обращен к конгениальному читателю. Таким образом, речь идет не только о новых стратегиях создания авторского образа, но и о создании нового читателя.

В статье «Развитие концепции целостного анализа художественного произведения в русском литературоведении Беларуси» С.Ю. Лебедев объясняет, что предмет литературоведения, будучи бесконечно сложным, всю историю своего существования «вынуждал» всех, пытающихся его осмыслить, делать это по-разному, что и объясняет существование множества школ и методологий, между которыми стоит проблема «непонимания». Существует и масса трактовок самого объекта исследования.

Многие ученые говорят сегодня о необходимости рассмотрения литературного произведения с позиций философии литературы. Именно такой подход предлагается методологией целостного анализа А.Н.Андреева, ведущего теоретика литературы в Беларуси. Суть его подхода в том, что он рассматривает произведение искусства как художественную модель мира, являющуюся результатом отражения в сознании человека окружающей действительности. И это не столько отражение реальности, сколько выражение себя посредством того, что отражаешь. Объектом любого произведения искусства всегда является действительность, а содержанием — личность. Целостно проанализировать художественный текст — это «выйти» на тип сознания, анализируя стиль. То есть все, что есть в произведении, - определено концепцией личности. Художественное произведение, понятое так, как подсказывает нам автор статьи, позволяет взглянуть на всю традиционную проблематику в новом свете.

В статье О.А.Богдановой ««Братья Карамазовы» в Германии: В.Л.Комарович и З.Фрейд о последнем романе Ф.М.Достоевского» рассказывается о Комаровиче — выдающемся исследователе творчества Достоевского, одном из зачинателей российской текстологии, и о его работах. Дело в том, что, хотя Комаровичу и принадлежит большое количество работ о Достоевском на немецком языке, не имеющих аналогов, они до сих пор не переведены на русский язык, и само имя Комаровича почти забыто. Также автор рассказывает о немецком издательстве «Piper», издававшем множество трудов о Достоевском, в том числе и его архивы, выкупленные в 20-х годах, в числе которых были и подготовительные материалы к роману «Братья Карамазовы». Комарович написал к ним подробные комментарии, но они тоже не переведены. Многочисленные исследователь «Братьев Карамазовых» в Германии XX в были знакомы с авторитетным изданием Комаровича 1928 г, а значит, воспринимали этот роман сквозь призму суждений Комаровича. Однако ревизия ссылок и аллюзий на Комаровича в текстах немецких авторов еще не проведена, хотя и очевидно серьезное значение его книги.

В статье «Литературоведение и критика второй половины XX века о творчестве А.Солженицына» Н.М.Щедрина говорит, что немного найдется писателей в русской литературе XX в, в раскрытии творческой индивидуальности которых принимают участие представители мировых академических школ, лидеры различных стилевых течений, идейных ориентаций. Но именно к таким личностям и принадлежит А.Солженицын. Автор статьи кротко рассказывает от основных периодах его творческого пути, о его жизни, касаясь главным образом реакции критиков и исследователей на его произведения, причем как в России (и Советском Союзе), так и зарубежом. Причем их статьи и работы часто противоречивы. Даже беглый взгляд на изучение творчества Солженицына позволяет автору сделать вывод, что литературоведы и критики поднимают множество проблем. Но до исчерпывающего объяснения феномена писателя еще далеко. Также автор полагает, что при анализе творений Солженицына необходимо постичь авторскую интерпретацию текста.

В статье Л.Н.Рязгуновой ««Культурный синтез» Средневековья в художественном сознании XX века (в творческой интерпретации П.М.Бицилли)» говорится об изучении эстетического мировоззрения П.М.Бицилли — известного русского филолога, историка-медиевиста, культуролога, которое представляет интерес внутри собственной научной системы и выходит из обозначенных границ, расширяя значение его теоретико-методологических воззрений. Бицилли одним из первых обратил внимание на близкое отношение проблем построения концепции Средневековья к текущей современности. При этом он очерчивал границы содержания понятия второе Средневековье, понимая условно возврат к «органической эпохе» Средних веков. Говорится о «культурном синтезе». Также автором статьи разбираются критические отзывы Бицилли на произведения Набокова-Сирина, в частности, о романе «Приглашение на казнь» и «Отчаяние». После этих отзывов наполняются особым скрытым смыслом некоторые места культорологических трудов Бицилли. Через призму его научного мышления соотношение стилевой манеры Набокова с «культурным синтезом» Средневековья не кажется столь уж далеким. Отголоски аллегорического искусства Средневековья свидетельствуют об актуализации субстантивно-онтологических начал в современной литературе, подтверждая тезис о том, что существует сложный механизм повторений, параллелей, диалогических культурных отношений разных эпох.

В статье О.О.Осовского «Советская метапроза 1920-х — начала 1930-х годов в оценках авторов «Современных записок» (А.Л.Бем, П.М.Бицилли, Ф.А.Степун и др)» говорится, что русская проза в это время, по общему мнению современных исследователей, составляет одну из наиболее ярких страниц в истории отечественной литературы XX в. Феномен метапрозы, представленный в творчестве В.Б.Шкловского, И.Г.Эренбурга, В.А.Каверина, К.К.Вагинова, О.Д.Форш, М.С.Шагинян и др., является одним из наиболее существенных в системе художественных открытий отечественной словесности этих лет. По мнению автора статьи, лучшее определение понятия «метапроза» дал канадский литературовед П.Во: «Метапроза — это термин, которым определяется часть литературного творчества, осознанно и систематически привлекающая внимание к собственному статусу художественного произведения для того, чтобы задаться вопросом о взаимоотношении вымысла и реальности». Далее в своей статье автор рассматривает произведения Шкловского, Каверина, Мандельштама и Форш в полноте их оценок авторами «Современных записок».

И в приложении к данной книге находится статья А.А.Холикова «Теоретические принципы разработки словаря русских литературоведов XX века». В начале статьи автор говорит о том, что научный интерес к жанру биографии литературоведа в нашей стране чрезвычайно низок. Важным шагом на пути к решению этой проблемы на научной основе может стать создание словаря русских литературоведов XX века. Далее автор высказывает свои принципы составления такого словаря. Обсуждается состав словника, проблема структуры и содержания словарной статьи. Делается акцент на том, что словарь русских литературоведов XX века не должен ограничиваться только справочной функцией и предоставлять читателю «сухую» фактологию. Следовательно, встает вопрос о теоретико-методологических принципах написания словарной статьи, которые перечислены, структурированы и проиллюстрированы в данной статье. Автор считает, что в результате следования перечисленным им теоретическим принципам должен получиться словарь, цель которого — представить краткую систематизированную информацию о русских литературоведах XX века с современным анализом их деятельности.

 

Дровалёва Наталия, Егоров Илья, Савинова Дарья, Тишенкова Ольга

 

 

(c) Кафедра теории литературы 2013