Несколько слов о «Леторее». С. 3–4.

Видение слова преследует человечество со времен первобытных. В слове человек узнает самого себя.

Слышимый мир огромнее мира видимого, так как в нем есть кроме названий – имен мира видимого – звания мыслей, воплощаемых без пространственной помощи. Ряды душевных движений, вызывающих к жизни слово, превращаются в хотение творца, вызывающего к жизни строку и стих. Но слово всегда позади человека. Больнее же всего кинутые в спину: речи, слухи, брань.. Язык без костей; он гибок и силен и бросает слова далеко. Все дело в оснастке слова; уснастить его можно по-разному: умом, либо красотой, либо жизнью.

Ум вливает в слово яд, красота дает ему полет, а жизнь лишь в том сочетании звуков, что остаются у людей, мгновечно открываясь внезапно созвучиями корней в языках разных рас. Ядовитое слово ранит и умирает, лётное – облетает легко город, страну, мир, задевая крылами множества губ, перекликая многоповторенным эхом, но живое – живет, не будя повторенным, быть может, ни разу долгое время – как в дереве огонь. К такому слову устремлены дыхания всех существ, и – кто знает – не обгонят ли в этом человека – камни, потому что немота человека охватывает все чаще и на все большие промежутки времени.

Но такое слово жжется больнее, чем раскаленная медь. Рынок, взявший огромную кису остывших, истертых слов, доволен их службой обменной монеты. Он принимает за злобную шутку горячие деньги. Он студит их, затаптывая каблуками в грязный снег.

И если весной находят новенькие блестящие денежки – они уже холодный и радуют своей позволительностью к ним прикоснуться. О, несчастные классики, купившие нищенство за ласку рынка! и старость!

Не хлеб и рыбы – камни и змей несите на рынок... Еще и еще раз утверждайте единственную ответственность творчество – правило новаторства. Но не технического ...изма, а признания за каждым пишущим своего не боящегося хотенья поражающего ходячий смысл. Родится ли слово жизни в душе избранника – это все равно неизвестно будет толпе.

Красота и ядовитость – только сподручники. Их может и не быть. Слово у современного человечества может явиться только в стихе. А стих не является размерной однообразной качкой купе первого класса, как думали доселе. Он без костей размера! Он без третьего блюда рифмы. Он только сочетание звуков, ведомых проснувшейся волей. Боевое слово является в нем внезапно, поражая чувство и ум. Напряженная душевною силою речь!

Поэтому для нас необязательны ни ранее существовавшее правило о содержании творимого, ни ныне вошедшее в силу учение о форме слова и слога. Поток звуков может образовать мысли, но они никогда не будут управлять им. Стих может быть размерен и созвучен, но размер и созвучие не могут быть признаками стиха.

Дикое слово ведется нами из душевных дремлин.

Может быть, оно умрет, не вынесши неволи. Но, может быть, дойдет и, разъяренное, перервет горла домашним псам, ревниво охраняющим за корм и угол лавчонки рынка.