А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

Нравственные проблемы в рассказе  Е. Замятина «Пещера»

 

Е. Замятин, осмысливая революционные события, прервавшие мирную жизнь людей, поднимает нравственные проблемы этого (и своего) времени, когда в стремительно распространяющейся ситуации ура-нигилизма происходила подмена понятий добра и зла.

Общественно-политические взгляды Замятина имели гуманистическое основание – любовь к человеку, боль за его страдания. За год до написания рассказа «Пещера», в 1919 г., в газете «Завтра» он писал: «Война империалистическая и война гражданская – обратили человека в материал для войны, в нумер, в цифру… Умирает человек. Гордый homo erectus становится на четвереньки, обрастает клыками и шерстью, в человеке – побеждает зверь. Возвращается дикое средневековье, стремительно падает ценность человеческой жизни… Нельзя больше молчать». Он и не молчал, рассказав о трагедии, переживаемой людьми в революционном Петрограде, предстающим как возвращение к пещерному веку.

Писатель описывает историю, как будто произошедшую много веков назад, когда был еще Петербург, а теперь «между скал» (здесь и далее рассказ цитируется по изд.: Замятин Е. Избранное. М.: Правда, 1989; в скобках указывается номер страницы) бродит «серохоботый мамонт» (стр. 411), а люди, спасаясь от холода, отступают в пещеры. Но уже фраза о том, что люди завернуты в шкуры, в одеяла, пальто, содержащая перечисление ушедших в историю и современных реалий, уничтожает многовековую дистанцию между будущим, из которого якобы слышится голос рассказчика, и прошлым, являющимся только на первый взгляд предметом рассказывания. Остается настоящее, но сравнимое, на основании исчезающих на глазах примет цивилизации, с глубокой стариной. И будущее, в котором не будет уже ничего от отмирающего настоящего, мало чем будет отличаться от первобытного периода истории.

Показав частную судьбу Маши и Мартина, оказавшихся на грани жизни и смерти, автор раздвигает рамки этого конкретного случая, делая повествование многоплановым, рассчитанным на небуквальное восприятие. Метафоричность изложения влечет за собой постоянную изменчивость пространственно-временных границ художественного мира произведения. Не воспроизводя весь поток революционного времени и картины жизни многих людей, по крайней мере жителей Петрограда, автор выбирает наиболее показательный фрагмент – суровую осень периода гражданской войны, переживаемую и пережидаемую людьми в одном доме. Но, вводя в повествование и формы абстрактного времени: когда-то, недавно, давно, «а помнишь», он заставляет видеть более широкую панораму не только жизни данных героев, но и других людей – в доме, в городе, стране, –но панораму в обратной перспективе, обращенную не в будущее, а в прошлое.

«Пещерная» жизнь приводит, утверждает автор, не только к физическим страданиям, она делает людей бессильными перед звериным натиском сгущающихся обстоятельств и таит реальную опасность духовного разрушения. Мартин Мартиныч и Маша, главные герои рассказа, еще вспоминают счастливые дни из прошлой, отрезанной навсегда жизни, когда любовью была сотворена вселенная. У них еще «пробивались зеленые стебельки – мысли» (стр. 412) и вспоминались «синеглазые дни» из прошлой, отрезанной навсегда жизни. Семья же Обертышевых: «каменнозубый» Алексей Иванович, с явными признаками трусливого приспособленчества и развивающегося умственного косноязычия, проявляющегося в бесконечном повторении одних и тех же слов, его жена и дети – «обертышевская самка и трое обертышат» (стр. 413) живут в своей «пещере», самозабвенно ее укрепляя, замуровывая. И сознание их уже почти на уровне «пещерного».

Обертышев советует все отдать «пещерному богу» – и книги, они «отлично горят, отлично, отлично…» (стр. 413). Замятин указывает на признаки безнравственно-пошлого отношения к культурным ценностям некоторых представителей интеллигенции, с патологической легкостью готовых жечь книги, а фактически отрекающихся от своих убеждений, утрачивающих свободу духа.

Писатель показывает, что, категорически отказав Мартину Мартинычу в пяти поленьях, Обертышев раскрывает свою эгоистически-бесчувственную сущность. Но и Мартин, укравший у него эти поленья, чтобы поддержать угасающую Машу хотя бы в день ее именин, 29 октября, Мартин – новый, с пещерными инстинктами, а не прежний, живший в мире музыки Скрябина.

Побеждает зло, ставшее в атмосфере равнодушия и животной ненависти благом, способом физического выживания. Но для Мартина его поступок – источник душевных терзаний, ожидание высшего возмездия – его совести. Он оказывается на другом полюсе, вдали от разучившейся смеяться Маши, от событий в городе, – большой «пещере». Писатель ставит острый вопрос: оправданы ли сегодняшние жертвы, будет ли полноценной завтрашняя жизнь без исчезнувших во времени людей? «Завтра – непонятно в пещере; только через века будут знать “завтра” и “послезавтра”» (стр. 415). Умирающая Маша, принявшая яд, – бессмертна для мужа, сочувствующего автора и неравнодушного читателя; но Мартин, которого Маша называет Март, и в этом сокращении его имя ассоциируется с весной, вряд ли способен на душевное обновление: психологически он тоже мертв.

Сосредоточив внимание на изображении настоящего, писатель раздвигает его границы, прибегая к символике, к соотношению реальности с прошедшим и давнопрошедшим. Благодаря такому художественному решению конкретное содержание произведения становится многоаспектным, наполняясь обобщающим смыслом.

Нравственная проблематика главенствует в рассказе, тематические рамки – изображение революционной действительности – не сдерживают ее реализацию, обостряют жизненные вопросы, вызывают в нарраторе-воспринимателе предельный морально-духовный отклик.