А.Н. Потресов-критик

Александра Николаевича Потресова (1869–1934), видного политического деятеля эпохи становления русской социал-демократии, последовательного и стойкого меньшевика, один из псевдонимов которого – Старовер, вряд ли можно причислить к многочисленной когорте критиков-маркистов начала ХХ века. Собственно тех, кто целиком бы отдавали себя литера­турной рабо­те, вообще в марксистском лагере было немного. Если встречались профес­сиональные критики, то они уже не становились партийными функционера­ми. И хотя Ленин в анкете напротив рубрики «профессия» регулярно писал: «литератор», – никаким литератором он не был, хотя и очень хорошо владел пером, как и многие другие социал-демократы, полу­чившие в большинстве своем прекрасное образование. Все марксисты или почитающие себя та­ковыми рассматривали литературную критику не более как, если воспользо­ваться выраже­нием Ленина, «часть пролетарского дела». Писали они литера­турно-критические статьи по­чти всегда, когда это требовала партийная борь­ба, и прекращали это писание, как только их перебрасывали на новый фронт работы. Ярчайший пример – В.В. Воровский, проявлявший себя блистатель­ным критиком (если иметь в виду Исключе­нием, пожалуй, являлся А.В. Луначарский, который все же в первую очередь позициониро­вал себя как человека, занимающегося вопроса­ми эстетики.

А.В. Луначарский, который все же в первую очередь позициониро­вал себя как человека, занимающегося вопроса­ми эстетики.

Александр Николаевич Потресов в первую очередь был политическим дея­телем, партий­ным публицистом. А вот журналистика, издательское дело, литературная критика попадали в его поле зрения время от времени. Тем не менее он оставил несколько ярких работ в области литературной критики, которые сыграли определенную роль в формировании марксистских взгля­дов на литературу, впрочем, взгляды эти были весьма умеренного свойства. При этом он всегда демонстрировал блестящее образование, что было связа­но с влиянием родительско­го дома, особенно матери, Наталии Дмитриевны Красенской, происходившей из зажиточного помещичьего рода. Она сумела с малых лет привить ему любовь к поэзии Некрасова, творче­ству Грибоедова и Тургенева (отца, потомственного военного, генерала-майора, председателя Харьковского военно-окружного суда, Потресов потерял рано). Матери Потресов обязан тем, что не стал военным, как хотели того родственники со стороны отца. Она после занятий в подготовительной школе отдала его в 1881 в третий класс частной гимназии Я. Гуревича в Петербурге, слывшей «оазисом в казенной пустыне тогдашнего учебного ведомства» (Потресов А.Н. Из неоконченных воспоминаний // Потресов А.Н. Избранное. М., 2002. С. 46.). Там он близко сошелся с Д.Е. Жуковским, впоследствии издателем философской литературы, жур­нала «Вопросы жизни», мужем поэтессы Аделаиды Герцык, и В.А. Оболенским, впослед­ствии видным членом кадетской партии, депутатом I государственной Думы, оставившим ин­тереснейшие воспоминания. Потресов также пытался в конце жизни писать воспоминания, но, к сожалению, успел запечатлеть очень немногое. Под названием «Из неоконченных воспоминаний» они опубликованы в книге «Избранного» (М., 2002). Примечательно, что в гимназии греческий язык ему преподавал И.Ф. Анненский, однако его уроки не оставили большого впечатления у юного гимназиста. Зато запомнились юноше ли­тературные вечера, на которых выступали писатель И.Ф. Горбунов, поэт П.И. Вейнберг, дру­гие литераторы. Однако все это не могло нарушить атмосферу «казенщины» и «формалисти­ки», которая царила даже в этом учебном заведении. В гимназии произошло знакомство По­тресова с «Капиталом» Маркса, «Политической экономией» Дж. Милля, но более значитель­ную роль в формировании своего «морально-общественного уклона» он отводил публици­стической линии русской критики. Причем если Белинский оказал значительное влияние на него преимущественно как «человек идеи, борец за нее», то литературно-критические работы Добролюбова (в отличие от «отталкивающего упрощенностью своих решений» Писарева) оказались «насущно нужными и интересными» (Потресов А.Н. Из неоконченных воспоминаний // Потресов А.Н. Избранное. М., 2002. С. 62).

Потресов окончил гимназию с золотой медалью, впоследствии он учился (последовательно) на двух факультетах Петербургского университета – есте­ственном и юридическом. Окружающие отмечали его исключительную ода­ренность, сопровождающуюся, однако, постоянными мучительными сомне­ниями в своих способностях.

Тема первой научной работы – положение кустарной промышленности в Ни­жегородской губернии – сблизила его с выдающимся человеком 1890-х гг., на­родником и просветителем Николаем Федоровичем Анненским, братом поэта. Спустя почти двадцать лет в некрологе о нем Потресов охарактеризуе­т его как человека, олицетворявшего «идею преобразования Рос­сии на демократи­ческой основе», соединившего «чистоту морального об­лика» с «ясным трез­вым умом и общественным складом характера» (Наша заря. 1912. №7–8. С. 106, 107). Как мы видим, Потресов сделает упор на моральных качествах че­ловека и его готов­ности к общественному служению. Это явится фундамен­том его литератур­ных оценок и основой его жизненной позиции.

Уже с начала 1890-х гг. Потресов участвует в работе социал-демократиче­ских кружков. К этому времени относится его знакомство и тесные кон­такты с П. Струве и В. Лениным. Он устанавливает связь с группой «Освобожде­ние труда», находящейся за границей, предпринимает попытки изда­ния ле­гальной марксистской литературы на родине. Именно благодаря его усилиям в России появилась книга Н. Бельтова (Плеханова) «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1894). Войдя в «Союз борь­бы за осво­бождение рабочего класса», он пишет прокламации, регулярно вы­ступает в Вольном экономическом обществе на экономические темы. Вскоре он попа­дает в поле зрения полиции, и в результате ареста (1896) и следствия ссыла­ется на два года (1897–1899) сначала в г. Орлов, а затем – Вятку, откуда ве­дет оживленную переписку с товарищами по партии. Благодаря этому он оказы­вается в курсе всех новостей общественной и культурной жизни. Осо­бую по­мощь в самообразовании в этот период ему оказала А.М. Калмыкова, зна­комившая его с самыми острыми и дискуссионными литературными и фило­софскими произведениями. Имена Короленко, Вересаева, Горького, Мереж­ковского, Ницше не сходят со страниц их писем (ее письма сейчас публику­ются, и мы сможем удостовериться, сколь широк был круг литературных ин­тересов первых марксистов). Именно в эти годы Потресов сформировался как человек, заключавший в себе «совершенство духовной и моральной кра­соты», как писал о нем близко знавший его Ст. Иванович (Иванович Ст. Опыт культурно-психологического портрета. Париж, 1938. С. 30).

Его нравственные принципы определили его позицию как партийного журналиста. Выехав после возвращения из ссылки (1900) за границу, П. ста­новится чл. редакции «Искры» и «Зари», где он печатает статьи, поднимаю­щие вопросы усовершенствования партийной прессы. В эти годы крепнет его талант публициста. Он пишет о необходимости единения «певца-писате­ля» с «читателем-сотрудником» (Посвящается читателю-другу // Искра. 1901. №3), развенчивает «писателей-лукавцев», склон­ных к беспочвенным мечтаниям, пригревшихся в «патентованном ор­гане русского обывателя» – газете «Россия» (О бессмысленных мечтаниях // Искра. 1901. №5), размыш­ляет о перспективах разви­тия русской демократии, полемизирует с соци­ал-революционерами по поводу стратегии освободительного движения, высту­пает против «сужения великого освободительного движения до повседнев­ной «культурной работы», что пропагандировалось легальными марксиста­ми на страницах возглавляемого П. Струве журнала «Освобождение» (Еще несколько слов о дебютирующих либералах // Искра. 1902. №24). От партий­ного изда­ния П. Струве требовал бескомпромиссной честности и трезвости в оценке ситуа­ции, невозможности приукрашивать результаты своей деятель­ности, преувеличив­ать успехи любых начинаний. Его моральная честность продик­товала ему фразу: «Революционер должен бояться быть скомпромети­рованным» (Революционная «беллетристика» // Искра. 1902. №25. Речь шла о позиции эсеровской газеты «Революционная Россия»).

Еще в ссылке Потресов включился в дискуссию о «наследстве», которая велась в марксистской, народнической и консервативной печати. В статьях, написанных для легального марксистского журнала «Начало» (1899), – «О на­следстве и наследниках» (она была вырезана из журнала и распространя­лась в листах), «Не в очередь. Критические наброски» (впоследствии полу­чила название «О разночинце-скитальце» и послужила поводом для конфи­скации журнальных экземпляров, а впоследствии и закрытия самого журна­ла), – ав­тор обозначил генеалогию марксистов, возведя их непосредственно к рево­люционному народничеству 1870-х. В этих статьях заключалось опро­вержение доводов Ленина, высказанных тем в известной статье «От какого “на­следства” мы отказываемся», где он акцентировал внимание на «проме­жуточных звеньях». Потресов же призывал дифференцированно подходить к «наследству» и «наследникам», считая наследниками только людей револю­ционного пафос. Но в первую очередь его интересовала психология «разно­чинцев», радикальной интеллигенции, ведущими чертами которой являются – и здесь он брал себе в союзники М.Е. Салтыкова-Щедрина и Н. Соколова, автора книги «Отщепенцы» (Цюрих, 1972) – «отщепенство» (скептицизм по отношению к господствующим классам) «свободолюбие» (решительная кри­тика данного общественного строя) и «народолюбие» (поиски точки опоры среди неимущих). Эти качества, считал он, помогли в свое время выстроить стратегию освободительного движения, наметить перспективы будущего, чего не в состоянии делать сегодняшние «претенденты на “наследство” (имеются в виду народники), обеспечивающие лишь “выцветание” передо­вой журналистики». Его размышления о судьбах современной журналистики отразились в статье «О чертополохе безвременья» (Наша заря. 1911. №3), в которой он дал обзор марксистской и околомарксистской прессы на протяже­нии двадцати лет, определив место, занимаемое «Жизнью», «Миром Бо­жьим», «Новом словом» и др. изданиями в прошлом, и «Современным миром» в настоящем.

Но в современных народниках Потресов категорически отказывался ви­деть «отщепенцев». Главу народничества – Н.К. Михайловского – он назы­вал «современным баяном народолюбия» и клеймил в нем склонность к «филан­тропии» и теории «малых дел» (См.: Современная весталка // Заря. 1901. №2–3). Однако, несмотря на несогласие с Ми­хайловским по многим вопросам, на его юбилей Потресов откликнулся очень благожелательной ста­тьей (Искра. 1901. №2. Напечатана без подписи; мягкий тон статьи не по­нравился Ленину и Плеханову. См. Ленинский сборник. III. С. 141), в кото­рой, указав на отрицательное отношение народника к марксизму, тем не ме­нее подчеркнул его близость революционному настрою 1870-х гг. Не изме­нил высокой оценки личности народника он и в статье «Н.К. Михайловский (К 10-летию со дня его смерти)», отметив «цельность» духовного облика «интеллигента-радикала», ярчайшего представителя поло­сы «психологиче­ского радикализма» (Наша заря. 1914. №1. С. 113), к важнейшим заслугам которой По­тресов относил расцвет идеологического творчества и создание специфиче­ской формы русского толстого журнала. К проблеме идеологиче­ского твор­чества он обратился еще раз в серии статей, названных им «О кри­зисе рус­ского идеологического творчества и Д.Н. Овсянико-Куликовском» (см.: Наша заря. 1911 №9–10, 11.), с тем чтобы опровергнуть тезис предста­вителя психологической школы русского академического литературоведения об отказе русской интеллигенции от идеологического творчества и переклю­чении ее на работу на культурном и политическом фронтах. Будучи сторон­ником однонаправленной смены об­щественных формаций, Потресов отстаи­вал взгляд, согласно которому не идеологии «исчезают», а исчерпываются в своем содержании буржуазные теории, учения и доктрины. Он был убежден, что им на смену неминуемо приходит социалистическая идеология рабочего класса.

Свои размышления об «общественно-психологическом фоне», на котором развиваются идеологии, Потресов обычно подкреплял примерами из области литературы, служащей для него главным образом иллюстративным материа­лом, но безоговорочно им ценимым. Поэтому в его статьях мы находим обильное цитирование произведений Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Гого­ля. Он подходил к литературным произведениям как к своего рода «истори­ческим документам, отголоскам умонастроений» (Потресов А.Н. (Старо­вер). О разночинце-скитальце // Этюды о русской интеллигенции. СПб., 1906. С. 110). Одним из наиболее по­читаемых поэтов для него навсегда остался Петр Якубович, чьи стихотворе­ния, как признает сам автор статьи, «не блещут особенными поэтическими досто­инствами» (там же), но зато яв­ляются лучшим «памятником величайшей тра­гедии», пережитой русской ре­волюционной интеллигенцией, «симфонией коллек­тивности». Это произо­шло потому, что поэт сумел раскрыть «красоту обще­ственной личности», обогащающейся в процессе «самоотречения, отда­ния себя на служение об­щественному целому» (Потресов А.Н. П.Ф. Якубович // Наша заря. 1911. №4. С. 80, 83). «Общественную драму рус­ского интеллигента» (он имел в виду разочарование в крестьянстве), на его взгляд, наилучшим образом воссозда­ли Н. Златовратский и Г. Успен­ский. А подтверждение своей уверенности в боевом настроении марксистов, присту­пающих к осуществлению «великого общего дела» наперекор на­строениям разочарования и безверия, он находил в образе Наташи из пове­сти Вересаева «Поветрие», готовой жертвовать со­бой (см.: Современная весталка // Этюды… С. 211).

Потресову-публицисту было свойственно крайне высоко оценивать заслу­ги поборников демократии, стоявших у истоков социалистического движе­ния. Ему претило то, что он назвал «моральным босячеством» (такое назва­ние получила статья 1916 года), поведение радикалов, «топчущих в грязь прошлое», способствующих воцарению «хаоса моральной безответственно­сти» (Моральное босячество // Ежемесячный журнал. 1916. №1. С. 308). Это были камни в огород большевиков. И он, при всех политических разногласи­ях с Плехановым, в этой же статье взял его под защиту, потому что Ленин обвинил этого крупного политического деятеля в ренегатстве, а горьковская «Летопись» назвала помесью Фирса и Смердякова. Его разно­гласия с Лени­ным возникли еще в 1903 на II съезде РСДРП по поводу орга­низации партии и партийного строительства. Тогда же, войдя в бюро мень­шинства, Потресов оформляет свою меньшевистскую программу и, вернув­шись в октябре 1905 по амнистии в Россию, начинает редактировать мень­шевистские издания – газеты «Начало», «Курьер», «Невский голос», «Откли­ки современности» и др. Крупным литературным предприятием этого време­ни, осуществленным им, явилось издание коллективного труда «Обществен­ное движение в Рос­сии в начале ХХ века», в котором он напечатал свою ра­боту «Эволюция об­щественно-политической мысли в предреволюционную эпоху». Эта статья послужила началом полемики в среде марксистов: с отдельными ее положе­ниями не согласился Плеханов, вскоре вышедший из редакции и разорвав­ший с меньшевизмом.

После поражения Первой русской революции Потресов, выступая за лик­видацию нелегальных партийных организаций, выведение партии из подпо­лья (так называемое «ликвидаторство»), планирует издание толстого легаль­ного журнала, в котором публицистика будет «лезть и в экономию, и в исто­рию, отвечать детально и обстоятельно на вопрос о том, почему мистика де­лает успехи в России за последнее десятилетие, каков общественный смысл литературной “революции” и т.д., и т.д.» (Николаевский Б. А.Н. Потресов. Опыт литературно-политической биографии // Избранное. С. 425). Собствен­но на эти вопросы он попытался ответить сам в статье «Лейтмотивы совре­менного хаоса» (Статья опубликована в: На рубеже. СПб., 1908), посвящен­ной оценке психологического содержания модернизма. Принадлеж­ность к модернизму характеризуется, по его мнению, не формальными при­знаками, ибо в «одной и той же манере» может быть воплощено «различное содержа­ние» (На рубеже. С. 307–308). Однако в модернизме все же обнаруживается склонность «индивидуального разобществленного “я” искать для себя соот­ветствующего художественного выражения» (там же. С. 316), оно отсутствие жизни обычно компенси­рует стилизацией и «схематизмом символов» (там же). Но подлинным показателем модернизма является создание определен­ной концепции личности, ведущи­ми чертами которой являются иррациона­лизм, мистицизм, равнодушие к «бытию человеческих взаимоотношений» (там же. С. 310). Это «внеинтеллигентская, об­щедемократическая болезнь», ставшая всеобщей. Необыкновенную популяр­ность новых течений Потресов объясняет с точки зрения марксистской социо­логии: поражение революции привело к «разобществлению» мелко­буржуазных групп, ранее активно участвовавших в освободительном движе­нии, уходу «в скорлупу <…> созер­цательной пассивности» (там же. С. 324), но признает та­кое объяснение недостаточным, считая, что порок модернизма как раз и за­ключен в его «вневременности». В произведениях модернистов с эпохой «совпадают» только настроения, а эти настроения могут проявиться в любом месте, в лю­бое время, они не обуславливаются ни средой, ни историческими обстоя­тельствами. Все эти упреки нужны критику, чтобы отстоять реалисти­ческое искусство, потому что оно отличается подлинным историзмом, т.е. всегда стремится к «сосредоточенному, синтетическому изображению жизни в ее сложной конкретности» (там же. С. 316).

Высказанные мысли были столь дороги Потресову, что он повторил их в статье «По поводу (из размышлений о современной литературе)» (Напечата­на в: Киевская мысль. 1915. 30 сент.), напи­санной в связи с выходом романа Р. Григорьева «Недавнее». Признавая худо­жественную несостоятельность произведения, П., однако, хвалит автора, по­скольку он – в отличие от модер­нистов (Андреев, Сологуб, Брюсов) и «быто­виков» (Куприн, Бунин, Сергеев-Ценский, Гусев-Оренбургский, Ал. Толстой, Шмелев), которые не раскрыва­ют ни «психологической складки», ни «типовых разновидностей» людей, ни «жизни <…> общества, класса, группы», а лишь запечатлевают «смятение души» и «дробь жизни», – стремится наметить «об­щественную психологию», связать «действующих лиц с эпохой», объяснить, «какими зве­ньями в цепи явлений они становятся». Большую часть своей творческой дея­тельности посвятивший публицистике, Потресов тем не менее ни­когда не преувеличивал ее значения и всегда выше нее ставил литературу, которая только одна «наполняет плотью и кровью наши абстрактные формулы», превращает схемы в «многоговорящие образы»; именно благодаря литерату­ре мы обладаем «истинным знанием прошлого», но блуждаем «впотьмах на­стоящего», поскольку современная литература отказалась от «проникнове­ния в жизнь», которая осмысливается только в науке и публицистике.

В 1910 Потресов начал выпускать ежемесячный общественно-политиче­ский журнал «Наша заря» – легальный орган меньшевиков-ликвидаторов, нацеленный на критическое осмысление прошлого опыта российской соци­ал-демократии. В цикле статей «О литературе без жизни и о жизни без ли­тературы» (1913. №4–5; 6 – последняя из них – носила подзаголовок «Траге­дия пролетарской культуры»), Потресов поставил под сомнение возмож­ность возникновения проле­тарской литературы в настоящем, поскольку ра­бочий не имеет времени для занятий художественным творчеством, полно­стью отдает свое внимание практической революционной работе, там созда­вая «культуру классовой, экономической, политической борьбы» (Наша заря. 1914. №3. С. 93). Пре­пятствует художественному «обособлению» про­летариата, по мнению Потресова, и близость пролетарского быта мещанско­му. Среди возражений его своим оп­понентам – Н. Череванину, В. Валерьяно­ву, Р. Григорьеву, И. Кубикову (Крити­ческие наброски // Наша заря. 1913. №10–11; 1914. №2; №3) было и та­кое: если бы пролетариат был спосо­бен создать собственную пролетарскую культуру в условиях капитализма, то это означало бы, что капиталистиче­ские отношения «совсем не так дурны», как это видится социалистам. Потресов убежден, что пролетариат еще толь­ко стоит у истоков «собственной проле­тарской культуры», но искусство в це­лом находится на грани великого пере­лома, который обеспечит его расцвет в будущем. Возникшая полемика отчасти скорректировала позицию Потресов: если вначале он рассматривал обращение про­летария к буржуазному искус­ству как печальную необходимость и утвер­ждал, что пролетарская культура может возникнуть в недрах пролетарского сознания только как явление «доморощенное, домодельное», то позже писал, что пролетариат должен «не измышлять <…> своих собственных художников, а приобщаться в мировой культуре <…>» (Наша заря. 1914. №3. С. 96).

Двухнедельник «Дело» в 1916 – нач. 1918 г. становится трибуной, с кото­рой Потресов обличает «насквозь прогнивший большевизм» и предрекает ему «будущее в стиле города Глупова» (Гниль // Дело. 1918. №1). В 1917 г. Потресов становится вдохновителем печатного органа меньшевиков-оборон­цев – газ. «День», в котором печатал статью, освещающие проблемы, вы­двинутые на повестку дня вой­ной, – национализм, патриотизм, интернацио­нализм, роль Германии, общеде­мократический характер будущей револю­ции, судьбы марксизма. В статье «Горе от ума» (Новый день. 1918. 4 мая (21 апр.). №34), используя ситуацию грибоедовской комедии для характери­стики «реакционного движения кре­стьянства и солдатчины», этого «коллек­тивного Стеньки Разина, возглавляе­мого Ульяновым-Лениным», Потресов задается вопросом, «что было бы, если бы Фамусов. Молчалин, Репетилов, Загорецкий. Скалозуб, вся честная компа­ния, вздумали бы вдруг не гнать Чацкого, не объявлять его сумасшедшим, а, наоборот, захотела бы его заду­шить в объятиях, признала бы его властителем своих дум и хором начала бы его «популяризировать». И отвечает, что тогда бы Чацкий действительно по­терял рассудок, что и демонстрирует учение Маркса, который стал «Чацким поневоле в нашем российском “Горе от ума”, как, впрочем, и Плеханов».

Потресов в статьях этого времени часто использует сатирические приемы пародирова­ния, гиберболизации и т.п. для обнажения нелепых и несуразных сторон по­литической жизни. Под его руководством в 1918 были выпущены сборники сатири­ческой направленности «Стрелы» (всего 3 номера), каждый под собствен­ным названием: «Петербург и Москва», «Немец», «Танцулька». В последнем Потресов публикует статью «Танцуют», высмеивающую «ба­летные формы приобщения народных масс к завоеваниям революции» (Ива­нович, с. 157).

Возмущаясь поведением меньшевиков, сервильно заверявших о своей ло­яльности большевизму, осенью 1918 Потресов выходит из РСДРП и вскоре вступает в «Союз возрождения России» – межпартийную организацию, объединив­шую кадетов, народных социалистов, правых эсеров. Однако разо­чаровавшись в их деятельности, он в августе 1919 поступает на государ­ственную службу в Историко-революционный архив, что не спасает его от ареста, по­следовавшего в день пятидесятилетия, 1 сентября 1919. Его как члена «Союза…» об­винили в создании заговора против советский власти, что влекло за собой смертный приговор, но за него поручились видные лица государства (Л. Кра­син, А. Луначарский), и в ноябре 1919 он, разбитый фи­зически и морально, был отпущен на свободу. Тогда и начинается череда бо­лезней, одна из которых (туберкулез позвоночника), прогрессируя, приводит его практически к инва­лидности (последние 10 лет Потресов почти не встает с постели), что послужило основанием удовлетворить его ходатайство о вы­езде для лечения за границу, куда он и прибыл в феврале 1925.

Живя сначала в Берлине, а затем в Париже, он сотрудничает в газете А. Ке­ренского «Дни», редактирует «Библиотеку демократического социализ­ма», журнал «Записки социал-демократа», выпускает книгу «В плену у ил­люзий (Мой спор с официальным меньшевизмом)» (Париж, 1927), продол­жает идти, по выражению Ст. Ивановича, «путями одиночества». Большинство его статей это­го времени пронизано тревогой за моральный престиж социалистического движения, размышлениями о нравственной со­ставляющей политики в це­лом. Этот аспект стал стержнем написанных им воспоминаний о Ленине (1927), в которых он охарактеризовал основные психологические черты типа «большевика», воспитанного в «школе амора­лизма». Потресов воссоздал «духовно-умственный облик» человека, «серого и тусклого во всем, что не входило не­посредственно в сферу той социальной проблемы, в которой помещалась цели­ком и без остатка проблема его жизни». Он зафиксировал бонапартистские, якобино-сектантские устремле­ния Ленина, низведшего рабочий класс до по­слушного орудия партийной те­ократии, его необычайные способности соби­рать вокруг себя «энергичных, смелых людей», наделенных «моральной не­разборчивостью и <…> авантю­ризмом», его работу по преобразованию «со­циал-демократии в коммунисти­ческую бюрократию советской деспотии» (Избранное, с. 279, 285).
Умер Потресов после опасной, но жизненно необходимой операции, сохраняя веру в необходимость «дальнейшего развития демократических форм госу­дарственной и общественной жизни», которые приблизят челове­чество «к царству социалистической демократии» (Николаевский Б. А.Н. По­тресов. Опыт литературно-политической биографии // Избранное. С. 461).

М.В. Михайлова

Опубл.:
Stephanos. 2013. №2. С. 34–43.