Л.З.Аксенова(Сова),Е.В.Вертель. О скандинавской версии авторства «Тихого Дона»



В 1979 г. стало известно, что в Скандинавии провели компьютерное исследование, которое позволило его авторам заключить: «Вероятность написания «Тихого Дона» Шолоховым равна приблизительно 90%». Этот вывод произвел эффект шоковой терапии. Все ждали выхода книги, описывающей результаты исследования. Книга появилась в 1984 г. в Осло под названием: The Authorship of The Quiet Don, ее авторами являлись четыре скандинавских ученых: G.Kjetsaa, S.Gustavsson, B.Beckman и S.Gil. В 1989 г. эта работа вышла в переводе на русский язык. Благодаря телевидению она сразу же получила широкий резонанс.

В апреле 1990 г. мы обратились с письмом к ее авторам. В этом письме мы постарались показать, что выводы компьютерного исследования были предопределены исходной концепцией, в соответствии с которой М.Шолохов является автором «Тихого Дона», и что именно эта концепция обусловила отбор материала и его последующую обработку. Не менее важным для обсуждения нам казалось и то, что полученные скандинавскими учеными машинные результаты допускали несколько интерпретаций, хотя в опубликованной монографии была представлена только та, которая подтверждала тезис об авторстве М.Шолохова. Не получив ответ на письмо, мы решили сделать его достоянием общественности и направили в «Вопросы литературы», где оно и было опубликовано в 1991г. На эту публикацию ответ из Скандинавии также не пришел. Не было опровергнуто никем ни одно наше положение и впоследствии. Поэтому сегодня мы считаем возможным снова повторить аргументацию, изложенную ранее. Итак, обратимся к тексту рецензируемой монографии.

1. Начнем с раздела «Целевые исследования» (с.59–61). Из таблицы 1.1 на с.62 следует, что при переходе от КI (1907г.) к КII (1914г.) происходит заметное увеличение количества существительных, глаголов и предлогов на фоне уменьшения количества местоимений (количество прилагательных, наречий и союзов варьируется незначительно). При переходе от Ш 1 (1923–1926 гг.) к Ш II (1932г.) наблюдается иная картина: количество существительных, глаголов, предлогов и союзов убывает, а местоимений, прилагательных и наречий возрастает.

Интерпретируя эти цифры применительно к эволюции формирования языкового стиля, можно сказать, что основной тенденцией развития стиля Крюкова является своеобразное «ускорение информационного потока», передаваемого текстом: слов-заместитепей (слов-повторов), каковыми являются местоимения, становится примерно на 26% меньше (405 по сравнению с 545), а количество полнозначных (знаменательных) слов, фиксирующих предметы и события, а также предлогов, которыми эти слова управляют, вводится в текст примерно на 5% больше (3023 по сравнению с 2885). Иной оказывается тенденция развития языкового стиля Шолохова (от 1923–1926 гг. к 1932 г.): нагрузка на новую информацию, передаваемую существительными и глаголами (вместе с управляемыми ими предлогами), ослабевает (вместо 3584 словоформ этого типа функционирует только 3356) примерно на 6%, зато, с одной стороны, резко усиливается интерес автора к детализации и конкретизации этой информации (количество прилагательных и наречий возрастает с 965 до 1082, то есть примерно на 12%) и, с другой стороны, почти вдвое поднимается уровень речевой тавтологии (312 местоимений в противовес 168).

Ставя вопрос об авторстве «Тихого Дона» (и более точно – первой части отдельно от второй в связи с ситуацией, изложенной на с.16–53), наиболее целесообразным представляется проследить, в какую из тенденций «вписываются» данные, приведенные в таблице 1.1 относительно «Тихого Дона». Мы рассуждали так: если 1-я часть «Тихого Дона» написана Крюковым, при переходе от КII к ТД1 будет проявляться та же тенденция, которая была отмечена и для перехода от КI к КII, В этом случае образуется последовательность КI-КII-ТД1. Наоборот, авторство Шолохова предполагает при сравнении ТД1 с Ш I и Ш II действие тенденции, выявленной при анализе соотношения Ш I-Ш II. В этом случае формируется последовательность ШI-ТД1-ШII. Реализуем эти идеи.

Для пары КII-ТД1 имеем сильное (15-процентное) увеличение массива существительных, глаголов и предлогов (3483 для ТД1 и 3023 для КII), резкое (почти 47-процентное) убывание местоимений (215 в ТД1 и 405 в КII) и значительное сокращение наречий (309 против 516) и союзов (233 против 412) по сравнению с добавлением прилагательных (760 против 644). Для пары Ш I-ТД1 картина такова: существительных становится немного больше (1867 vs 1860), глаголов и предлогов значительно меньше (906 vs 980 и 710 vs 744), убывает также количество наречий (309 vs 354) и союзов (233 vs 283), зато резко повышается удельный вес прилагательных (760 vs 611) и местоимений (215 vs 168).

Интерпретируя эти результаты, видим, что в паре KII-ТД1 наблюдается дальнейшее по сравнению с парой КI-КII «ускорение информационного потока», приводящее к еще большему увеличению (на 15%) количества существительных и глаголов (вместе с обслуживающими их предлогами) и к еще большему сокращению (на 47%) местоимений – на фоне дальнейшего развития прежних тенденций, управляющих употреблением прилагательных и наречий: прилагательных становится все больше (760 vs 644 по сравнению с 644 vs 640 в паре КI-КII), а наречий все меньше (309 vs 516; ср. 516 vs 519 в паре КI-КII), то есть происходит усиление именной группы в противовес глагольной (количество глаголов при этом даже слегка сокращается). И значит, соотношения всех перечисленных классов слов в последовательности КI-КII сохраняют свою значимость и для последовательности KI-КII-ТД1. Поэтому, с точки зрения функционирования перечисленных классов слов, ТД1 является закономерным развитием KII, то есть характер эволюции КII в ТД1 аналогичен характеру эволюции KI в КII. Из этой закономерности выпадают глаголы и союзы. Если в паре КI-КII происходит возрастание количества глаголов (с 827 до 908), то в дальнейшем их количество сохраняется примерно на одном и том же уровне (906 в ТД1 и 915 в ТД2). Можно предположить, что происходит «насыщение текста глаголами» и в дальнейшем их удельный вес остается неизменным, а работа писателя над текстом связана с изменением удельного веса существительных и местоимений: первых становится больше, вторых меньше. Наблюдения над союзами показывают следующее. Если в паре КI-КII количество союзов остается приблизительно одним и тем же (412 в КII vs 411 в KI), то в паре КII-ТД1 количество союзов резко сокращается (412 в КII; ср. с 233 в ТД1 и 222 в ТД2). Сокращение количества союзов коррелирует с сокращением длины предложений (об этой тенденции крюковского творчества см. ниже).

Перейдем к паре Ш I-ТД1. Как отмечалось выше, в Ш I зафиксировано 3584 существительных, глаголов и предлогов, в ТД1 – 3483, в Ш II – 3356, то есть по этому признаку строится последовательность Ш I (3584) – ТД1 (3483) – Ш II (3356), свидетельствующая о 2,8-процентном (Ш I-ТД1) и З,6-процентном (ТД1-Ш II) сокращении количества этих частей речи в тексте (ср. с 6-процентным сокращением в паре Ш I-Ш II). Последовательность, эксплицирующая функционирование местоимений, имеет вид: Ш I(168) – ТД1(215) – Ш II(312), то есть речь идет о 28-процентном и 45-процентном увеличении количества местоимений по сравнению с 85-процентным в паре Ш I-Ш II. По прилагательным, наречиям и союзам последовательности соответственно имеют вид: Ш I(611) – ТД1(760) – Ш II(644); Ш I(354) – ТД1 (309) – Ш II(418); Ш I(283) – ТД1(233) – Ш II(250).

Другими словами, с точки зрения выявления тенденций к сокращению количества существительных, глаголов и предлогов и к увеличению количества местоимений 1-я часть «Тихого Дона» может рассматриваться как переход от «Ранних рассказов» Шолохова к «Поднятой целине», поскольку во всех перечисленных произведениях, если их упорядочивать в единую последовательность, отражена работа над постепенным сокращением глагольно-именного состава предложения и непрерывным увеличением тавтологичности текста. Однако с точки зрения темпов развития этих тенденций есть существенные отличия: в «чисто шолоховских» текстах (Ш I-Ш II) наблюдается чуть ли не вдвое более интенсивное сокращение глагольно-именного состава и еще более интенсивное увеличение количества местоимений, чем в «смешанных текстах» (Ш I-ТД1 и ТД1-Ш II). Иным оказывается также употребление прилагательных, наречий и союзов: в «чисто шолоховских» текстах (Ш I-Ш II) наблюдается значительное усиление роли прилагательных и наречий (соответственно с 611 до 664, то есть на 8,6%, и с 354 до 418, то есть на 18%) и заметное сокращение союзов (с 283 до 250, то есть на 12%).

Наоборот, при включении 1-й части «Тихого Дона» в состав обследованных текстов картину постепенного творческого развития сменяет картина скачков: при переходе от «Ранних рассказов» к «Тихому Дону» как бы развивается тенденция к резкому возрастанию количества прилагательных (760 vs 611, то есть на 24,3%) и к сокращению количества наречий (309 vs 354, то есть на 13%) и союзов (233 vs 283, то есть на 18%), а при переходе от «Тихого Дона» к «Поднятой целине» эти тенденции исчезают и вместо них возникают иные закономерности: роль прилагательных падает (с 7б0 до 664, то есть на 12%), а роль наречий и союзов возрастает (с 309 до 418 то есть на 35%, и с 233 до 250, то есть на 7% соответственно). На фоне общего для обоих периодов сокращения глагольно-именного состава предложений и усиления тавтологичности текста за счет введения местоимений происходит то возрастание, то падение роли прилагательных, наречий и союзов.

При этом надо отметить следующее. Хотя глагольно-именной состав предложения в целом сокращается, однородность этого процесса сохраняется только за счет глагольной лексики (см. последовательности 980-906-854 для глаголов и 744-710-690 для предлогов). С существительными дело обстоит столь же противоречиво, как и с остальными «колеблющимися» частями речи. Так, в ТД1 существительных фиксируется больше, чем в Ш 1 (1867 vs 1860), а в Ш 11 их оказывается меньше, чем в ТД1 (1812 vs 1867). Это свидетельствует о скачкообразном изменении языковых особенностей (то в ту, то в другую сторону). Обращает на себя внимание и то, что тенденция изменения количества существительных не коррелирует с тенденцией изменения количества прилагательных: в «чисто шолоховских» текстах происходит увеличение количества прилагательных на фоне уменьшения количества существительных; в «смешанных текстах», включающих Ш I, Ш II и ТД1, количество прилагательных возрастает то при увеличении (с 1860 до 1867), то при уменьшении (с 1867 до 1812) количества существительных. Аналогично обстоит дело и в паре «наречие-глагол»: в «чисто шолоховских» текстах количество наречий возрастает на фоне убывания количества глаголов, а в «смешанных текстах» убывание количества глаголов не отражается на тенденции употребления наречий, – их количество то убывает (с 354 до 309), то возрастает (с 309 до 418).

Итоги этих наблюдений можно представить в виде таких рисунков.

эволюция дистрибуции частей речи у крюкова (кi-кii):

существительное	глагол	предлог	местоимение	прилагательное	наречие	союз

эволюция дистрибуции частей речи у шолохова (Ш1-Ш11):

существительное	глагол	предлог	местоимение	прилагательное	наречие	союз

эволюция дистрибуции частей речи
в последовательности кi-кii-тд1:

существительное	глагол	предлог	местоимение	прилагательное	наречие	союз

эволюция дистрибуции частей речи
в последовательности Ш1-ТД1-Ш11:

существительное	глагол	предлог	местоимение	прилагательное	наречие	союз

Из этих рисунков видно, что изменение языковых особенностей в «чисто шолоховских» и «чисто крюковских» текстах происходит почти во всех случаях (см. существительное, глагол, предлог, местоимение, наречие, союз) полярно и стиль писателей формируется по диаметрально противоположным направлениям. В ходе эволюции исходная полярность нивелируется и стили сближаются. При введении ТД1 в крюковские тексты общий характер эволюции остается тем же (для всех частей речи, кроме союзов и глаголов: в случае союзов возникает точка перегиба и непрерывность эволюции заменяется ее изломом, а для глаголов фиксируется сохранение примерно одного и того же уровня). Объединение ТД1 с шолоховскими текстами дает изломы в четырех случаях из семи: точки перегиба, свидетельствующие об изменении тенденций развития на противоположные, появляются у существительных, прилагательных, наречий и союзов (у глаголов, предлогов и местоимений эволюционный характер остается неизменным).

Таким образом, анализ данных, приведенных в таблице 1.1, показывает, что оснований для объединения пар текстов, о котором пишут авторы на с 62 (КI-КII, Ш I-Ш II, ТД1-ТД2), нет. Наоборот, так называемые средние значения из таблицы 1.2 (с. 62), которые становятся базисными для всех последующих выкладок, не могут воспользоваться в качестве исходных параметров (см. диаграммы 1.1, 1.2, 1.3 и таблицы 1.3, 1.4) для характеристики различий в языковых стилях Крюкова, Шолохова и «Тихого Дона», приводящих авторов книги к ответу на вопрос об авторстве «Тихого Дона» (в пользу Шолохова), так как сама «идеология», стоящая за процессом усреднения, уже обусловливает этот ответ. Остановимся на этой проблеме подробнее.

Когда речь идет о трех заведомо различных статических объектах и ставятся вопрос о методах их сопоставления, фиксация средних значений для каждого из объектов вполне правомерна. Однако в рассматриваемых случаях ситуация принципиально иная. Контрольные объекты являются не статическими, а динамическими (развивающимися), и ответ на поставленный авторами вопрос должен базироваться, как нам представляется, на исследовании их динамических, а не статических взаимоотношений, ибо наряду со случаем, когда все три контрольных объекта (произведения Крюкова – К, произведения Шолохова – Ш и «Тихий Дон» – Х) являются различными, могут быть представлены случаи, когда X=K, Х=Ш или Х=К/Ш (контаминация К/Ш возможна, например, в ситуации, когда автор «Тихого Дона» и его редактор являются различными лицами). И если для ответа на вопросы о равенствах или неравенствах Х=К? и Х=Ш? можно использовать статические объекты (например, данные таблицы 1.2), то для ответа на вопрос о равенстве Х=К/Ш нужны динамические объекты, позволяющие выявлять различия в эволюции творчества обоих писателей. Усредненные значения помогают понять, является ли «Тихий Дон» произведением Крюкова или Шолохова, но они не дают возможности выяснить, не был ли «Тихий Дон» результатом редакторской деятельности одного автора (Шолохова) над произведением второго автора (Крюкова), хотя именно этот вопрос, как следует из материалов, изложенных в преамбуле к рецензируемой работе, остается наиболее важным.

2. Обратимся к результатам компьютерного исследования. Из таблицы 1.8 и диаграммы 1.4 видно, что для эволюции творческого почерка Крюкова характерно возрастание коротких предложений (с 16,68% до 21,33% для предложений длиной 1–5 слов и с 26,78% до 29,11% для предложений длиной 6–10 слов) и убывание количества очень длинных предложений (более 40 слов: с 2,07% до 1,02%). Параллельно убывает также количество предложений длиной 11–15 слов (с 21,84% до 20,36%), 21–25 слов (с 10,33% до 6,8%), 26–35 слов (с 7,19% до 5,88%) и слегка возрастает количество предложений в 16–20 слов (с 14,04% до 14,22%) и в 36–40 слов (с 1,07% до 1,28%). Другими словами, в текстах у Крюкова коротких (длиной 1–10 слов) предложений становится все больше (50,44% vs 43,46%), длинных предложений (свыше 20 слов) – все меньше (вместо 20,66% появляется 14,98%), а средних (11–20 слов) остается приблизительно одинаково ( 34,85% вместо 35,88%).

Иная картина наблюдается в развитии творческого почерка Шолохова. Таблица 1.9 и диаграмма 1.9 показывают, что количество коротких предложений у Шолохова резко сокращается (предложений длиной 1–15 слов у него со временем становится на 8,91% меньше: вместо 76,56% таких предложений их насчитывается 67,65%), а количество длинных предложений (более 15 слов) увеличивается (с 23,44% до 32,35%) почти во всех разрядах (только в разряде 51–55 слов заметно незначительное сокращение на 0,06%). И значит, динамика формирования стилей Шолохова и Крюкова по этому параметру, как и параметрам, отмеченным выше, является прямо противоположной: Крюков идет по пути компрессии предложений и увеличения нагрузки на глагольно-именные конструкции, Шолохов стремится к расширению атрибутивно-обстоятельственных групп, увеличению тавтологичности речи и расширению границ предложений. Естественным развитием обеих тенденций является сближение результатов обоих авторов.

Рассмотрим материалы 1-й части «Тихого Дона» . По методике, описанной выше, образуем характеристические последовательности KI-KII-ТД1 и Ш I-ТД1-Ш II в отношении таких параметров, как количество предложений длиной 1–10 слов для Крюкова, у которого именно здесь наблюдается точка перегиба (перехода от возрастания к уменьшению), и как количество предложений длиной 1–15 слов для Шолохова, у которого точка перегиба фиксируется именно на этой границе (см. выше): К1 (43,46%) – KII (50,44%) – ТД1 (60,07%) и Ш I (76,56%) – ТД1(79,95%) – Ш II(67,65%). При включении материалов «Тихого Дона» в тексты Крюкова формируется последовательность, свидетельствующая об увеличении коротких предложений (при переходе от КI к КII происходит приблизительно 7-процентное увеличение коротких предложений, при переходе от КII к ТД1 – приблизительно 10-процентное). Наоборот, введение «Тихого Дона» в состав шолоховских текстов свидетельствует не о развитии одной и той же тенденции, а о переломе: в период Ш I-ТД1 происходит некоторое увеличение предложений длиной 1–15 слов (с 76,56% до 79,95%), а затем их количество начинает резко сокращаться (становится меньше, даже чем вначале: 67,65% в Ш II на фоне 76,56% в Ш I и 79,95% в ТД1).

Составим последовательности, характеризующие длинные предложения (более 40 слов у Крюкова и более 15 слов у Шолохова, – см. замечание выше о точках перегиба): КI(2,07%) – КII(1,02%) – ТД1 (0,59%); Ш I (23,44%) – ТД1(20,05%) – Ш II (32,35%). Как видим, при включении ТД1 в крюковские тексты характер последовательности не изменяется (происходит регулярное сокращение количества длинных предложений), а рассмотрение ТД1 в составе произведений Шолохова кардинально меняет эволюционную картину его творчества: оказывается, что Шолохов сначала как бы двигался по пути сокращения количества длинных предложений (с 23,44% до 20,05%), а затем снова увеличил их удельный вес, доведя их количество до 32,35% (их стало значительно больше, даже чем вначале). Картина эволюционных изменений такого типа противоречит характеристике развития, воссоздаваемого на основании анализа «чисто шолоховских» текстов.

3. У нас нет возможности в этой короткой рецензии произвести всестороннее рассмотрение материалов цитируемой книги, но и этих примеров достаточно, чтобы показать, насколько предлагаемая нами интерпретация таблиц, полученных при компьютерной или «ручной» обработке текста скандинавскими учеными, отличается от интерпретации, предложенной в книге. Данные динамического анализа статистических материалов не только показывают маловероятность предположения об авторстве Шолохова в отношении 1-й части «Тихого Дона», но и помогают понять, почему корректные цифры могут послужить основой для некорректной интерпретации. Объясняя эту причину, можно, в частности, отметить следующее. Чем интенсивнее формируется стиль писателя, тем больше должно выявляться различий при сравнении его первых и зрелых произведений, если они отделены друг от друга большим периодом времени (речь идет, естественно, только о статистических параметрах, охарактеризованных выше). Поэтому кардинальные различия, на основании которых «Тихий Дон» был изъят скандинавскими учеными из крюковских текстов, наталкивают нас на соображения прямо противоположного порядка. Например, нас настораживает, что параметры, по которым в рецензируемой работе оцениваются языковые особенности «усредненного текста» (начальная точка усреднения – 1923 г., конечная – 1932, срединная – 1927–1928), сближаются, а не полностью совпадают с аналогичными параметрами 1-й части «Тихого Дона», написанной именно в момент, соответствующий «усредненному времени» (см. данные диаграмм 1.1, 1.2, 1.3, 1.4, 1.5, 1.6, 1.7 и 1.8). В отличие от этого, «усредненные крюковские тексты» (начальная точка – 1907 г., конечная – 1914, срединная – 1910) не могут не отличаться в значительной степени от «Тихого Дона», если он был написан Крюковым, ибо отделены от «Тихого Дона» периодом в 7–10 лет (ср. насколько изменились эти параметры за период в семь лет с 1907 по 1914 г.).

Эти рассуждения наталкивают еще на одну мысль. Если «Тихий Дон» принадлежит перу Крюкова, он мог появиться только в период до 1920 года, то есть до «Ранних рассказов» Шолохова. Поэтому анализ особенностей следует строить не на основании цепочки Ш I-ТД1-Ш II, а на основании цепочки ТД1-Ш I-Ш II. В этом случае, как легко убедиться, описанные выше несоответствия языковых особенностей «Тихого Дона» и шолоховских текстов оказываются еще более заметными, чем те, которые были уже отмечены нами. Так, для дистрибуции существительных, глаголов и предлогов в ТД1-Ш I-Ш II получается последовательность 3483-3584-3356 (вместо 3584-3483-3356) для дистрибуции местоимений 215-168-312 (вместо 168-215-312), для дистрибуции прилагательных 760-611-664, для наречий 309-354-418, для союзов 233-283-250 (с точками перегиба во всех случаях, кроме наречий, между ТД1 и Ш I-Ш II).

Не менее важными для ответа на поставленный авторами монографии вопрос являются и исследования соотношений между различными частями «Тихого Дона», поскольку именно они могут содействовать выяснению того, подвергался ли последующему искажению первоначальный текст «Тихого Дона», и, если подвергался, какие изменения были внесены в различные его части. Например, сравнивая полученные данные о дистрибуции частей речи в 1-й и 2-й частях «Тихого Дона», можно отметить, что количество глаголов в ТД2 (915) становится больше, чем в ТД1 (906), и это соответствует отмеченной выше крюковской тенденции. Наоборот, в ТД2, как у Шолохова, убывает по сравнению с ТД1 количество существительных (1867 в ТД1 и 1823 в ТД2), предлогов (710 в ТД1 и 676 в ТД2), союзов (233 в ТД1 и 222 в ТД2) и прилагательных (760 в ТД1 и 685 в ТД2), зато возрастает количество местоимений (215 в ТД1 и 302 в ТД2) и наречий (309 в ТД1 и 377 в ТД2). Другими словами, если дистрибуция частей речи при сравнении ТД1 с КII и Ш I свидетельствует о дальнейшем почти повсеместном развитии крюковских тенденций, то переход к ТД2 эксплицирует характеристики, присущие стилю Шолохова (в употреблении всех частей речи кроме глаголов).Количество предложений длиной 1–10 слов последовательно, как у Шолохова сокращается (с 60,07% в ТД1 до 49,06% в ТД2 и до 43,54% в ТД4), а количество предложений длиной 21–30, 41–50 и свыше 61 слова увеличивается: соответственно с 6,54% в ТД1 до 10,19% в ТД2 и до 11,95% в ТД4, с 0,17% в ТД1 до 1,88% в ТД2 (в ТД4 1,62%) и с 0,00% в ТД1 до 0,09% в ТД2 и до 0,49% в ТД4. Подобно крюковским рассказам, количество предложений в интервалах 31–35, 56–60 слов уменьшается: с 1,53% в ТД1 до 1,28% в ТД2 (в ТД4 2,97%; ср. шолоховскую тенденцию). Как у обоих писателей, в интервалах 16–20 и З6–40 слов происходит увеличение количества предложений: с 10,88% в ТД1 до 13,27% в ТД2 и до 13,92% в ТД4 и с 0,51% в ТД1 до 1,37% в ТД2 и до 1,84% в ТД4, а в интервале 51–55 слов – уменьшение: с 0,25% в ТД1 до 0,17% в ТД2 (0,49% в ТД4). И значит, в отношении предложений длиной 1–10, 21–30, 41–50 и свыше 61 слова действует шолоховская тенденция, а на интервале 31–35 и 56–60 слов – крюковская. В интервалах 16–20, 36–40 слов тенденции в выборках ТД1-ТД2, КI-КII, Ш I-Ш II совпадают, а в интервале 11–15 в ТД1-ТД2 проявляется тенденция, не свойственная ни Шолохову, ни Крюкову. Точки перегиба регистрируются в интервалах отделяющих 1–10 от 11–15 и 31–35 от 36–40 слов, как у Крюкова; в интервале, отделяющем 46–50 от 51–55 слов, как у Шолохова; в интервалах, отделяющих 26–30 от 31–35 и 56–60 от 61 и более слов, – то есть здесь отчетливо видна контаминация обоих стилей.

Эти наблюдения лишний раз подчеркивают неправомерность объединения ТД1 с ТД2 (ТД4) и получения усредненных цифр в качестве исходных данных для описания языковых особенностей «Тихого Дона». Все это подсказывает необходимость проведения обследования соотношений в последовательностях ТД1-Ш I-ТД2-Ш II и ТД1-ТД2-Ш I-Ш II наряду с последовательностью Ш I-ТД1-ТД2-Ш II, о которой мы говорили выше. В частности, для дистрибуции существительных, глаголов и предлогов в ТД1-Ш I-ТД2-Ш II мы имеем ряд 3483-3584-3356, для дистрибуции местоимений 215-168-302-312 и т.д. Эти ряды служат наглядным материалом для исследования вопроса о соотношении авторской и редакторской работы над различными частями «Тихого Дона».

4. Поскольку при компьютерной обработке текстов и составлении результирующих таблиц авторы рецензируемой монографии исходили из той же «статической идеологии», что и при «ручной» обработке, выводы из компьютерного анализа только подтвердили, как это и должно было быть, гипотезу, заложенную ими в отбор данных. Использование иной методологической базы (например, эволюционной концепции, о которой шла речь выше) привело к совершенно иному отбору исходных данных, параметров исследования и методов обработки результатов. Иной оказалась и их интерпретация. В итоге получились выводы, диаметрально противоположные тем, которые описаны в монографии. Поэтому мы считаем, что данный компьютерный анализ, равно как и его оценка в нашей рецензии, недостаточны для ответа на вопрос, стоящий в заглавии книги. Выводы относительно авторства Шолохова остаются по-прежнему недоказанными. В ряде случаев они противоречат материалам, собранным самими же исследователями.

К сожалению, существует широко распространенное мнение, что ЭВМ не ошибаются и результаты, полученные с помощью ЭВМ, заведомо истинны. В действительности все обстоит гораздо сложнее. ЭВМ, безупречно выполняя великое множество арифметических и логических операций, в большинстве случаев бессильна перед неверной или неполной исходной информацией, ошибками алгоритма и собственно программы. Эта ситуация особенно часто наблюдается в тех случаях, когда идет речь об анализе текстов художественных произведений. Именно здесь окончательные выводы (часто в неявном виде) в значительной степени предопределены уже на стадии постановки задачи (отбора информации, определения ее объема и способов обработки), а еще больше – на стадии интерпретации машинных результатов. В связи с этим мы предлагаем провести новое исследование материалов «Тихого Дона», учитывающее наши замечания. В этом обследовании мы готовы принять участие.

5. И наконец, последнее. Несколько слов по поводу русского издания книги. На с.6 автор Предисловия П.Палиевский пишет: «Профессор Хьетсо... разработал со своими молодыми коллегами новый метод обследования текста электронно-аналитической памятью. В эту память был заложен шолоховский «Тихий Дон». В этой цитате многое вызывает удивление: и «электронно-аналитическая память, способная обследовать текст» (этот пассаж способен привести в недоумение специалистов по программированию и вычислительной технике, ибо им известна оперативная и внешняя память ЭВМ, выполненная на различных физических носителях, но неизвестна электронно-аналитическая память, способная что-то обследовать), и «шолоховский «Тихий Дон» (ведь авторство «Тихого Дона» еще только предстоит установить в ходе эксперимента), и утверждение, что в память был заложен «Тихий Дон». У читателя, знакомого с технологией статистической обработки текстов и знающего об огромном объеме «Тихого Дона», эта фраза не может не вызвать восхищения грандиозностью выполненной работы и чистотой эксперимента. Но буквально пятью страницами далее, когда читатель переходит к изучению текста книги, восторг сменяется недоумением. Оказывается, на самом деле в память ЭВМ были введены фрагменты КI, КII, Ш I, Ш II, ТД1, ТД2 и ТД4 объемом 11679 предложений, или 148989 слов, то есть приблизительно одна десятая часть «Тихого Дона» (в этой оценке мы руководствовались следующими подсчетами: открыв наугад с.159 второго тома Собрания сочинений Шолохова в восьми томах, М.,1956, мы сосчитали на ней количество слов, их было 290, затем разделили 148989 на 290, получили » 514: такое количество страниц из Крюкова, Шолохова и «Тихого Дона» было введено в память ЭВМ; поскольку порции были примерно равными, на «Тихий Дон», как отмечают авторы на с. 11–12, приходится 48094 словоформы, или около 170 страниц, – весь «Тихий Дон» в нашем издании имеет объем свыше 1700 страниц). Конечно, это не малое количество обследованного материала, и, не будь утверждения П.Палиевского, работа, проделанная авторами рецензируемой книги, действительно вызывала бы уважение. Предисловие, как нам кажется, стирает этот эффект. В связи с этим хочется также заметить, что вопрос о размере корпуса текстов, необходимых для статистической обработки текстов, широко обсуждался в литературе. Для большинства задач, даже более простых, чем та, которая поставлена в рецензируемой монографии, в качестве низшего предела называется цифра 400000 словоупотреблений (ср. со 148989 в данном исследовании).

При обработке текстов из «Тихого Дона» «были исключены все абзацы, содержавшие прямую речь, мысли героев и вопросы» (с.60). Этот подход, иллюстрирующий характер отбора исходных данных, также вызывает у нас сомнение, так как именно в прямой речи отражается своеобразие речи героев, а значит, и авторов, которые являются первичными генераторами этих текстов. В диалёогах «Тихого Дона» не могло не отразиться знание писателем обычаев казаков, определившее своеобразие языка романа в не меньшей степени, чем особенности авторской речи. Именно для анализа прозы Крюкова этот фактор признается литературоведами как важнейший. Вне микрокосма прямой речи язык «Тихого Дона» не может выступать в качестве основной характеристики творческого почерка писателя, ибо препарированный таким способом, деформированный язык «Тихого Дона» может оказаться по своим статистическим параметрам похож на что угодно, кроме «Тихого Дона» (хотя в частном случае может и отражать ситуацию «Тихого Дона» в целом). В Предисловии, написанном литературоведом, эти факты не нашли никакого освещения, и читатель оказывается не подготовленным к той информации, которая содержится в рецензируемой работе.

В заключение хочется отметить, что скандинавскими учеными был проделан огромный труд – и при исследовании материалов, и при написании книги. Однако это не довод, чтобы скрывать причины, в силу которых проведенная ими экспертиза оказалась некорректной. Задача, сформулированная в заглавии рецензируемой монографии, осталась, как прежде, нерешенной. Буря вокруг «Тихого Дона», обещанная скандинавами, не состоялась...