Свадебный обряд в Кичменско-Городецком районе Вологодской области

Начиная наш рассказ, мы не можем не сказать, что свадьба являлась одним из важнейших событий в общественной жизни деревни, и в то же время - одним из самых ярких, радостных и волнительных праздников.

Расспрашивая о свадьбе, мы интересовались, конечно, тем, как играли свадьбу «по-старому». К сожалению, уже далеко не все пожилые люди помнят это: тяжелая трудовая жизнь и Великая Отечественная Война заставляла многих отказываться от проведения традиционного обряда, и порой свадьба ограничивалась тем, что молодые расписывались, а затем устраивалось (как правило – весьма скромное) застолье. Но в том случае, если информанты помнили старую свадьбу, о ней рассказывали с удовольствием и радостью, вспоминая свадьбу как яркое, волнительное игровое действо. Вспоминая про свою свадьбу, бабушки задумывались, явно припоминая молодость; кто-то мрачнел, кто-то, напротив, радовался этим воспоминаниям. Рассказывая о своих свадьбах, почти никто не оставался равнодушным…

Сразу стоит оговориться, что информанты в целом описывают обряд свадьбы весьма похожим образом, но их описания различаются деталями, порой – крайне любопытными. Поэтому сейчас, рассказывая о вологодском свадебном обряде, мы сделаем акцент не на всем нам (надеемся) известным фактах, а как раз на любопытных особенностях. Если же в рассказах наших информантов были какие-либо противоречия (кто-то говорил одно, а кто-то – совсем другое), мы оговорим это отдельно. После сведений, рассказанных нам только одной бабушкой, мы пометим, кто она, откуда и сколько ей лет. Итак, вологодская свадьба. Поехали!

Как нам рассказала Ордина Валентина Матвеевна из деревни Еловино (а она хорошо подготовилась к нашему приходу, всё, что помнила, записала в тетрадочку; именно её рассказ – основа нашего доклада), сватов засылали часто в святки, поэтому невеста готовилась зимой: ткала полотенца, полотно, готовила подарки всей родне мужа. Порой готовить приданое невеста начинала уже с пятнадцати лет (Шемякина Зоя Николаевна, 1936, д. Подгорье), а на саму свадьбу полотенца вывешивались для того, чтобы показать, какая девушка мастерица. Если же вывесить было нечего – то бегали и просили полотенца по всей деревне (Балуевские Василий Николаевич и Мария Ивановна, 1950, д. Еловино).

Когда жених ехал свататься, он обычно брал с собой какую-нибудь родственницу или знакомую (женщину), хотя могли приехать и двое мужчин (дядя, друг; отец – очень редко). Жених приносил бутылку водки. Если невеста соглашалась идти за него, то бутылку открывали и отмечали это событие, если нет – жених уносил её с собой нераспечатанной, и это считалось позором для него (Нина Григорьевна Бубнова, 1941, д. Куфтино). После сватовства жених с невестой не могли встречаться, оба готовились. Бывали такие случаи: если жениху что-то не понравилось, он мог прийти за время этого месяца отказаться от невесты. Но если он от неё отказался, ей очень тяжело уже было выйти замуж, никто за неё не шёл свататься.

Существовало правило, что выдавать замуж дочерей следует по старшинству. Поэтому, если старшая дочь была некрасивой, то во время сватовства жениху могли показать другую, младшую. А во время свадьбы (в тех деревнях и в то время, когда невеста сначала сидела укутанной в платок) жених не мог видеть ее. Когда он обнаруживал обман, было поздно: родители отказывались поступаться правилами и отдавать младшую дочь, девушке говорили, что раз уже выдали её замуж, то обратно на порог не пустят. Так и жили потом (Шемякина Зоя Николаевна, 1936, д. Подгорье). Однако не все бабушки говорят, что девушку выдавали без её согласия – это могло быть у их родителей, но не у них, их же поколение отдавали и по любви, и беременных иногда.

Итак, за невестой приезжала вся родня жениха, посажённый отец, мать, тысячкой (заведующий капиталом). О том, что едут за невестой, узнавали деревенские и зачастую преграждали путь свадебному поезду: приходилось откупаться, например, пивом, которое везли с собою. На обратном пути ситуация повторялась. Если кому-то казалось, что мало угощают, тысяцкий говорил «Невесту везти не лапти плести» - надо чтобы скупо, чтоб потом богато жили. К тому времени, когда свадебный кортеж приезжал к дому невесты, там уже собирались все гости, было наварено пиво и приготовлена еда, все ждали гостей. Когда они приезжали, дружка стучал в окно или по углам избы (в разных деревнях по-разному) и говорил: «Сват да сватья, приехала свадьба! Если не верите – выйдите, сами увидите!» (Галина Петровна Лисицынская, д. Емельянов Дор). Тогда хозяева и выходили их встречать. Это было ещё и своеобразным сигналом невесте – в этот момент она начинала реветь, а подружки, чтобы девушке стало ещё грустнее, пели частушки о тяжёлой жизни замужем:

Меня маменька ругала за весёлы песенки,

А тепере провожает со слезами с лесенки.

Не ходи, подруга, замуж – замужем не таково,

Не дадут другого дролечку, гляди на одного.

Не ходи, подруга, замуж – замужем покаешься:

Хорошо – так наживёшься, плохо – так намаешься.

Не ходи, подружка, замуж не за милого дружка,

Лучше в море утопиться со крутого бережка.

Не ходи, товарка, замуж, неужели ты пойдёшь?

Мы ещё поуважаем нынешнюю молодёжь.

Не ходи, товарка, замуж, замужем худая жизнь:

Навалят семипудового – лежи, не шевелись.

Тятенька да маменька, не отдавайте рано:

Захожу, запричитаю – погуляла мало.

Ко мне сваты приезжали с позолоченной дугой,

Пока пудрилась-румянилась, уехали к другой.

Ко мне сватом приезжали кони вороные,

Всё добро моё забрали, а меня забыли. (Ордина Валентина Матвеевна, пос. Югский, 1932)

В дом заходили не сразу. Перед роднёй жениха могли разостлать дорожку, потом отец с матерью или кто-то из приближённых выносили пирог. На этом пироге была солонка, выносили и братыню пива. После этого подношения приглашали в гости. В гости на праздник часто приходили не с подарками, как сейчас, а с пирогами (Нина Николаевна Кокоянина, д. Шатенёво).

Пока девушки наряжали невесту, гости славили своего жениха:

Из кути по лавке всё гости сидят,

И кто из гостей-то у нас лучше всех?

Лучше-получше-то князь молодой.

Где он сидит, там не надо свицы (свечи) –

Светят у него золотые венцы (Колосова Евгения Зиновьевна).

Надо было петь хвалебные песни, а тысяцкий должен был потом одарить за прославление жениха. Если же тысяцкий плохо наградил, то его после того будут хулить. Хулить могли и жениха:

Неучёно дитя в люди выведено,

В деревню выпущено.

Матка-то учила по деревне скакать («значит, ничего не делает, только скакать, они, значит, уже хулят его, он там сдобрится, может, им чего-то и даст») (Ордина Валентина Матвеевна, пос. Югский, 1932)

Наша-то невеста –

Не тебе чета.

Тебе-то чета

Да во дворе свинья.

Свинья полосатая

Да с поросятами (Зубарев Михаил Тимофеевич, 1936, с. Кичменгский Городок).

Важно сказать, что некоторые информанты отмечали, что одарить за похвалу требовалось лишь поклоном. Точно так же и после хулений жених мог просто поклониться девушкам, и они начинали снова его хвалить. Если кто-то высказывал недовольство, что его хулят, девушки могли сказать:

Ой не мы вас хУлили,

Да не мы вас хаяли –

Приходили три старицы:

Первая Парамониха, вторая Филимониха, третья Бородатиха –

От они вас и хулили, да они вас и хаяли. (Галина Петровна Лисицынская, д. Емельянов Дор)

После - выводили невесту, причем за невестой должен был идти не жених, а посаженный отец, и привести должен к жениху, после чего молодым надлежало сесть в сутки.

Галина Петровна Лисицынская из деревни Емельянов Дор про этот обряд рассказывала так. Невеста говорила отцу:

Не прошу у тебя, тятенька

Ни скота да ни жИвота,

А прошу у тебя, тятенька

Басловленья великого.

Твоё-то басловленьице

Из синя моря вынесет,

Из тёмна лесу выведет.

Попроси-ка ты, тятенька

У чужого чуженина

С правой ручки перчаточку,

С правоё да на правую.

После этого отец идёт к жениху просить его перчатку, чтобы вывести свою дочь к нему за стол. Некоторые перчатку снимали с руки, а некоторые брали с собой запасную. Отец надевал перчатку и вёл невесту из кутИ (кухни) к столу.

Пока невесту не выкупят, у нее на руках был младший брат или сестра, племянник или крестник. И только после того, как сторона жениха выплачивала выкуп (как правило, небольшой, но мелкими деньгами), маленький уходил от невесты, отпуская таким образом ее в новую семью. В сутки молодым клали кошулю (вывороченный полушубок из овчины, объяснение такое: чтобы в новой семье было тепло и достаток (Нина Григорьевна Бубнова, 1941, д. Куфтино). Свидетели должны были следить за кошулей, чтобы её не украли – плохая примета (Полушина Наталья Леонтьевна, 1983, д. Плосково). Невеста должна была быть одета парадно: в лучшие годы – фата, а когда жизнь была беднее – просто лучшее из имеющихся платье. Невесту сажали по правую руку, по левую – жених, чтобы он мог поддерживать невесту. Если их поздравляли, они должны были встать и поклониться. Напиться на своей свадьбе считалось позором. (Нина Григорьевна Бубнова, 1941, д. Куфтино).

Существовала любопытная примета: кто первый – жених или невеста – пройдет к праздничному столу, тот и будет главным в семье (Галина Петровна Лисицынская, д. Емельянов Дор). Требовалось, чтобы невеста сидела в сутках и плакала, так как считали, что если «не наревёшься за столом, так наревёшься за столбом» (т.е. если не выплачешься дома, то будешь после замужества рыдать в доме жениха, но украдкой, за столбом, чтобы никто не видел). Для того, чтобы невеста заплакала, ей поют грустные частушки о жизни замужем. Но вот, к примеру Алина Ивановна Жилохова из деревни Плёсо по этому поводу сказала: «Что плакать? Не чёрт берёт, мужик берёт!». Во время праздничного пира молодые должны были пить и есть из одной посуды – это залог того, что семья будет дружна.

Даже если первый свадебный вечер проводили у невесты, молодые тогда спать вместе не могли – это было возможно только в доме жениха. На следующий день – в 10-11 часов утра – вновь все гости собирались за столом и через пару часов отправлялись в дом жениха, забирали с собой и невесту (это нам рассказала Ордина Валентина Матвеевна, остальные же говорили о том, что уже первый вечер проводили у жениха). То, как увозили невесту, заслуживает отдельного описания: на полу расстилали скатерть, на неё ставили невесту, мать благословляла ее иконой Пресвятой Богородицы (Казанская Божья Матерь). Кстати, жениха перед отъездом к невесте тоже благословляли - иконами Иисуса Христа, Николая Чудотворца. Родители желали молодым жить счастливо, в мире и согласии, потом три раза крестили и дарили эти иконы. Одной иконой нельзя было благословлять дважды – иначе невеста может второй раз замуж выйти (Зубарева Клавдия Егоровна, 1933, с. Кичменгский Городок) Этот обряд мог заменять венчание, когда оно было запрещено.

За столом перед отъездом пели:

Ты, рябина кудреватая,

Зачем рано запошатилася?

Да не сама я пошатилася,

Да пошатили да меня ветры буйныё,

Да присушило красно солнышко,

Да примочили да часты дожжички.

Да ты душа ли да моя,

Зачем рано да поизволила замуж идти?

Да не сама я поизволила,

Да поизолили родители мои,

Да родной батюшка со матушкой,

Да все и дяди да все и тётушки,

Да все братаны, все сестрёнушки,

Да все сосиди, да вси сосидницы

Да все от малого до старого (Неронова Емилия Павловна, 1925, д. Весёлая).

Когда провожали невесту, могли петь:

Наши голуби на полити,

Они скоро хотят улетити,

Нашу Марью-душу прихватити.

Ты, Мария-душа, воздержися:

Станут в сани садить – не садися,

Станут вожжи давать – не берися,

А за тятеньку ухватися. (Неронова Емилия Павловна, 1925, д. Весёлая)

Но не всегда удавалось уехать просто так: или плохие люди, или гости, желающие подшутить, бросали в сани горох, приговаривая: «Девять мер гороху, десятая невеста, кони ни с места!» Отметим: мы встретили также другой вариант этого заговора, где было сказано «восемь мер гороху, девятая невеста». Но суть этого заклинания была единой: лошади не могли сдвинуться с места вплоть до тех пор, пока свадьба не перетряхивала всё в санях и не находила заветные 8 или 9 горошин.

После того, как жених увозил невесту из дома, на ее место тут же садились её подруги чтобы поскорее самим выйти замуж (бабушки из д. Еловино).

Также Ордина Валентина Матвеевна (пос. Югский, 1932) сказала нам, что и со стороны жениха, и со стороны невесты приглашали равное количество гостей. Когда гости от невесты собирались ехать к жениху, сваха обносила их всех угощением, однако брали его не все, а только те, которые были приглашены.

Важно подчеркнуть, что многие из наших информантов говорили, что свадьба не ночевала в доме невесты, и за первый день молодые успевали и расписаться, и отпраздновать в доме невесты, и уже вечером уезжали к жениху. Хотя мы точно не знаем, с чем связана такая вариативность обряда, есть предположение, что все зависело от богатства праздника и зачастую – от расстояния, на котором находили дома молодых: если расстояние между домами было мало, то резона «растягивать» праздник на два дня не было, особенно в условиях трудовой жизни, о которой всем нам так много рассказывали информанты.

Когда свадебный поезд прибывал в дом жениха, происходила та же церемония – выносилось угощение, жених и невеста вновь садились в сутки на кошулю. Когда молодых встречали на дворе, их осыпали пшеницей – чтобы был достаток, и давали откусить от каравая: кто больше откусит – тот и будет хозяином в доме. Эти обычай и сейчас есть (Галина Ивановна Некипелова, 1939, с. Кичменгский Городок). Когда молодые сидят в сутках, гости могут петь шуточную песню:

За реку, за речку

Да лёжала дощечка.

Как по этой по дощечке

Никто не прохаживал,

Никто не прохаживал

Да никого не важивал.

Николай-от перешёл

Да Евгенью перевёл,

Евгеньюшка присела

Да тут и прикипела.

Николай-от свищет,

Бегает да рыщет

Да заступа ищет,

Заступом копает, руками колупает,

Да к ночи припасает (Колосова Евгения Зиновьевна)

В доме жениха проходила первая брачная ночь молодых (или, как говорится, их вели на подклет), после которой старшие проверяли «честность» молодой. С течением времени этот обряд стал формальностью, и для его соблюдения невеста просто пачкала простыню кровью, например, из пальца. Наутро девушка выходила уже в другом платье, не белом, а просто нарядном – его ей обычно дарил жених. Также жених дарил невесте чулки, гребёнку, духи и мыло. Об этом сказала нам Нина Николаевна Кокоянина из деревни Шатенёво, но почему набор подарков должен быть именно таким, она не знала сама. К столу жених и невеста должны были выходить вместе. Уварова Евдокия Яковлевна (1925, д. Тафтинский Наволок) рассказала, что из-за того, что муж у неё вышел первым, без неё, его потом мучили нарывы.

В этот день гости могли пошутить: парень и девушка наряжались женихом и невестой и садились в сутки. Молодые приходят: а место их уже занято. Приходилось выкупать или каким-нибудь образом прогонять со своего места непрошенных гостей.

Тогда же невеста мела в доме жениха. Информанты поделились интересной особенностью этого обряда: перед уборкой гости кидали на пол и рассовывали по разным местам деньги (в подарок молодым), и пока невеста не находила их все, ее заставляли убираться еще и еще. Таким образом этот обряд становился не столь обидным и неприятным для невесты. И, кстати, мотивировал ее проводить уборку качественно (Нина Григорьевна Бубнова, 1941, д. Куфтино).

Свадьба заканчивалась зачастую именно в доме жениха. Но могли на третий день и снова поехать в дом к невесте – к тёще на блины. Говорили: «Зятю блины, так из-за зятя и мы», и нас, мол, накормят блинами.

Очень важным считался обряд венчания: думали, что только обвенчанная пара будет на небесах вместе. В подтверждение Казакова Марья Васильевна из села Кичменгский Городок рассказал про сон, который видела ее подруга: ей снилось, что её умерший муж с другой (дело в том, что она была второй его женой, ни с одной из них мужчина не венчался).

Обряд свадьбы упрощался с течением времени: появились комсомольские свадьбы, которые проводились в столовой. Затем, в период сухого закона, были безалкогольные свадьбы. Интересным явлением были и так называемые «студенческие свадьбы», на которые собиралась молодежь, как правило – учащиеся одного университета или училища. Проводили эту свадьбу сами студенты – обычно парень и девушка, они читали по бумажке нужные слова и устраивали разные конкурсы. Впрочем, это уже явление скорее нашего времени.